Приданое лохматой обезьяны - Дарья Донцова

Николай засмеялся, а я быстро добавила:

– Это литературный анекдот. Нам повезло больше, издательство «Элефант» непременно издаст книгу. Вы – ответственный за фактический материал, я пишу текст. Сначала набросаю синопсис.

– Что? – не понял Николай.

– Краткое содержание, – пояснила я, – несколько абзацев, в которых объясню основные повороты сюжета. Если главный редактор одобрит, мы начинаем работать, если отклонит, то нет.

– Книги не будет? – заморгал Николай.

На секунду мне стало стыдно. Нехорошо обманывать наивного криминалиста. Издательство может попросить синопсис у начинающего литератора, который еще не издал ни одного произведения и выступает, образно говоря, в роли коробейника, желая продать товар. Но если у прозаика, как у меня, за плечами более десяти романов, о синопсисе даже не заикнутся. Почему? Писатели нервные, очень обидчивые люди да еще частенько тщеславны и непомерно самолюбивы. Услышит автор про синопсис и надует губы, резонно спросит: «Вы мне не доверяете? Считаете непрофессионалом?» И унесется к конкурентам.

Если у литератора есть свой читательский круг, он не пропадет. Поэтому «Элефант» никогда не обратится ко мне с обидным предложением: «Напиши-ка, тетенька, кратенько содержаньице очередного своего бессмертного опуса, а мы решим, что тебе из сюжета вычеркнуть. Ты же у нас дурочка, не способная до сих пор самостоятельно справиться с построением романа!»

Но Николай-то об этом не знает! Добровольно эксперт ничего про Никиту не сообщит, а мне позарез необходима информация. Я хочу сама вычислить убийцу! Надеюсь, после того как назову его имя, Шумаков более никогда не произнесет отвратительную фразу: «Не лезь не в свое дело, не путайся под ногами».

На заре наших отношений Юра иначе относился ко мне, делился со мной своими мыслями и прислушивался к мнению любимой женщины. Но сейчас что-то сломалось, и Шумаков кажется мне братом-близнецом Олега Куприна. Я не принадлежу к породе нервных девушек, которые устраивают опоздавшему на пять минут кавалеру бурную истерику. И не требую бриллиантов, шуб, дорогих автомобилей и каникул на Мальдивах. С одной стороны, я сама отлично зарабатываю, с другой – понимаю, что Юра состоит на госслужбе. Он честный человек, не берет ни взяток, ни подарков. Одним словом, я верная спутница жизни, но мне нужно уважение партнера. Я простила Шумакову гадкие слова, однако надо дать ему понять, что я не «путаюсь под ногами» – я талантливая сыщица, которая быстрее Юры размотала крепко спрессованный клубок. Вот почему мне сейчас и пришлось врать Николаю.

Я вскинула голову.

– Ничего! Если один синопсис не понравится, сделаем другой.

– И книгу с фамилией «Обухов» опубликуют? – по-детски восхитился Николай.

– Да, – опрометчиво пообещала я.

В конце концов, заставлю «соавтора» нацарапать сто пятьдесят станиц, поправлю его текст и уговорю «Элефант» выпустить произведение самым малым тиражом в пятьсот экземпляров. Криминалист приобретет большую часть книг – для раздачи родственникам, друзьям и знакомым, остальные я пристрою к своей приятельнице, владелице нескольких супермаркетов. Эксперт сможет называть себя писателем, а его жена станет супругой литератора.

– Здорово! – обрадовался наивный мужик.

– Итак, Никита, – застолбила я тему. – Его отравили коньяком. Вопрос: спиртное то же, что и в случае с Никой Малышевой?

Обухов заморгал.

– Никита накачался снотворным, это самоубийство.

– Он не пил спиртное? – удивилась я.

– Нет, проглотил снотворное, – повторил криминалист.

– Не верю, – категорично возразила я, – парня обманом накормили таблетками!

Николай выпрямил спину.

– Я могу определить, сам человек принимал лекарство или его заставили выпить помимо воли. На теле Кириллова нет ни малейших следов насилия. Ни синяков, ни царапин, ни ран. Труп лежал на спине, прикрыт одеялом до подбородка. На тубе с пилюлями, которая нашлась рядом, отпечатки пальцев только покойного.

Я снова не согласилась.

– Это подстроено. Где следы фармацевта?

Николай пояснил:

– Сейчас почти во всех аптеках провизоры работают в перчатках, таково требование вышестоящей организации, в целях недопущения распространения инфекций. Кстати, на упаковке есть еще «пальчики». Чьи они, определить не удалось. То есть я веду речь о том, кто последним держал в руках лекарство.

– Это можно определить? – поразилась я. – Если взять чашку, а затем вручить ее официантке, то криминалист поймет, в какой очередности передавалась посуда?

– С большой долей вероятности да, – высказался эксперт. – Не хочу вдаваться в детали, просто поверь: Никита покончил с собой.

– Ну, не знаю… – растерялась я.

Николай откашлялся.

– Эту версию подтверждает записка.

Я забыла про осторожность.

– Не видела в гараже никаких бумаг.

Криминалист вытащил из хлебницы ломоть багета.

– Листок он положил под одеяло, в нем всего пара фраз: «В моей смерти прошу никого не винить. Жизнь – сука. Не хороните меня вместе с матерью. Никита Кириллов». Видно, у парня с родительницей полный раскосец случился, если он не захотел с ней даже участок на кладбище делить.

Я машинально кивнула. Вероятно, Николай прав.

Парень пришел к Антонине Михайловне и сначала пожелал выяснить все об убийстве семнадцатилетней давности, которое та совершила. Сергей Сергеевич снабдил юношу бутылкой коньяка с большим количеством яда, предложив ему иномарку за убийство Кирилловой. А еще, лишив преступную мамочку жизни, Никита стал бы единоличным хозяином квартиры. Сергей Сергеевич явно знал о плохих отношениях между матерью и сыном, поэтому решил, что парень тут же ухватится за предоставленную возможность. Конечно, у мужчины был резон так считать: Никита хулиган, балбес, не хотел учиться, жил с Никой вопреки запрету родительницы, мечтал об автомобиле и собственном жилье.

Но Кириллов поступил иначе: он не смог поставить коньяк в шкаф и уйти, а ввязался в тягостную беседу с Антониной Михайловной. Затем, услышав подробности, убежал прочь. Наверное, юноша провел бессонную ночь. Да уж, не слишком приятно узнать, что ты появился на свет в результате изнасилования и что твоя мать – детоубийца.

Но к утру, слегка остыв и поразмыслив, Никита все же решился на преступление. Он переоделся, водрузил на нос очки, приклеил усы, бороду, натянул парик из кудрявых волос, приехал к матери на работу и угостил ее с Усковым отравленным коньяком. Почему он затеял спектакль в офисе? Не захотел ее убивать в своей квартире, ему ведь потом там жить. При чем здесь директор фабрики? Николай Ефимович случайная жертва!

Все логично, кубик к кубику построилась пирамидка. Оля Коврова не имеет отношения к произошедшему. Ника, вероятно, знавшая о планах Никиты, задумала шантажировать Сергея Сергеевича, а тот, ничтоже сумняшеся, отравил и девушку. Способ тот же: бутылка коньяка с ядом.