Оттенки зла - Эндрю Уилсон

Приложив ухо к дверям, я услышала звериное ворчание и хриплое дыхание. Я осторожно приоткрыла дверь, но при слабом свете свечи на прикроватном столике не сразу поняла, что происходит в комнате. А затем я увидела жуткую гротескную сцену, поистине противоестественную. На кровати переплелись две фигуры. Голая волосатая спина Гренвилла вздымалась и опускалась над бледным обнаженным телом дочери. Моим первым побуждением было кинуться к ним и стащить монстра с кровати, но в этот миг я увидела глаза Вайолет, полные слез, гнева, ненависти. Я шагнула к ним, но она покачала головой. Она не хотела, чтобы я предпринимала что-нибудь – по крайней мере, сейчас. Она не могла сказать мне правду об отце, потому что выразить ее словами было слишком страшно. Она позвала меня, чтобы я увидела все сама.

Я вышла в коридор и тихо прикрыла за собой дверь. Когда я вернулась в свою комнату, звук тяжелого дыхания Гренвилла все еще раздавался в ушах, а перед глазами стояла отвратительная сцена, которую мой разум отказывался постигать. Маль-Пэ было насквозь прогнившим местом, где извращенная личность Гренвилла разрушала, подобно злокачественной опухоли, все вокруг, включая собственную дочь.

Чего ожидала Вайолет от меня? Может быть, она хотела, чтобы я обратилась в полицию и это привело бы к расследованию и всех прочих преступлений Гренвилла, то есть пыталась использовать меня в качестве связующего звена между собой и инспектором Нуньесом? Понятное дело, она слишком стыдилась, чтобы признаться во всем кому-либо – и тем более Нуньесу, который был неравнодушен к ней. И уж последним человеком, кому она могла бы рассказать об извращенных притязаниях отца, был, очевидно, Эдмунд Фоссе. Утром надо расспросить Вайолет о ее намерениях.

Под влиянием сделанного открытия я задумалась о замечании, брошенном Гренвиллом в адрес Филпотса и его дочери Аделаиды. Неужели он намекал на что-то столь же непотребное в их отношениях? Филпотс был в высшей степени порядочным, достойным человеком. Очевидно, монстру Гренвиллу хотелось испачкать все вокруг нечестивой мерзостью. Мне казалось, он способен на все, что угодно.

Дверь моей спальни была снабжена замком, но ключ я не нашла. Я придвинула к двери стул. Гренвилла это, конечно, не остановило бы, вздумай он зайти ко мне, но для меня послужило бы предупреждением. Я не представляла себе, что стала бы делать потом.

Чем больше я думала о Гренвилле, тем больше распалялась. Сидя на постели при колеблющемся свете свечи, я всеми силами старалась подавить в себе желание кинуться в комнату Вайолет. Я боялась того, что могла совершить. Я легла, но сон не шел. Стоило закрыть глаза, и мне представлялось, как Гренвилл умирает медленной и чрезвычайно мучительной смертью от моих ядов.

Ночь прошла без происшествий. Гренвилл не пытался вторгнуться ко мне, но легче от этого не становилось, поскольку сам воздух в комнате казался отравленным тем, что я видела ночью. Я не спала и лишь время от времени ненадолго забывалась, пока кошмар снова не набрасывался на меня.

В половине девятого раздался стук в дверь.

– Миссис Кристи… Агата! Это я, Вайолет, – едва слышным голосом произнесла девушка.

Поднявшись с постели, я подошла к двери и отодвинула стул. За дверью я увидела измученное лицо Вайолет. Казалось, каждая пора ее кожи излучала страдание и боль; глаза ее при виде меня заблестели от слез.

– Бедная девочка, – произнесла я, прикоснувшись к ее руке. – Заходите скорее, мы обсудим то, что было ночью.

Вайолет скинула мою руку со своего рукава.

– Ночью? Господи, что вы имеете в виду? – спросила она, отступив на шаг.

– То, что я видела в вашей комнате. Вашего отца.

– Простите, я не представляю, о чем вы говорите.

Я онемела, не зная, что сказать.

– Я пришла узнать, не стало ли вам лучше к утру, – объяснила она.

– Спасибо, я чувствую себя абсолютно здоровой.

– Вечером вам действительно было очень плохо, помните?

Я была совершенно сбита с толку и ничего не понимала.

– Но вы же знаете, что я притворялась. Мы говорили с вами об этом, когда я пошла в туалет. Вы попросили меня прийти к вам в комнату в два часа, и я пришла. И увидела вас там с вашим отцом.

– Боюсь, все это вам показалось из-за болезни, пищевого отравления. Отец говорит, иногда людям мерещатся странные вещи.

– Вайолет, мне ничего не мерещилось. Я видела вас в постели с отцом.

– Бог знает, что вы придумываете, – сказала она, повернувшись, чтобы уйти. – Я спокойно спала всю ночь, и папа тоже. Он сам мне сказал это утром. – Она озабоченно посмотрела на меня. – Возможно, после завтрака вам станет лучше. Если же нет, мы можем вызвать доктора, чтобы он осмотрел вас.

– Вайолет, прекратите, – оборвала я ее, начиная сердиться не на шутку. – Вы не можете не помнить своих вчерашних слов и не знать, что я увидела в спальне. Понимаю, вам трудно об этом говорить, но я обещаю, что помогу вам. Мы можем вместе объяснить это инспектору. Я готова поддержать вас во всем, поверьте мне.

– Не понимаю, в чем дело, но у вас все признаки помрачения рассудка. Папа сказал, что в английских газетах писали о нервном приступе, который был у вас. Наверное, ваше душевное равновесие еще не восстановилось. – Вайолет говорила мягким терпеливым тоном, как медсестра, успокаивающая возбужденного больного. Она даже положила руку мне на лоб, проверяя, нет ли жара. – Вам надо как следует отдохнуть. Ложитесь в постель, пожалуйста, а я скажу папе, чтобы он позвал доктора Тренкеля.

С этими словами она втолкнула меня в комнату, захлопнула дверь и заперла ее снаружи на ключ. Я подергала за ручку, но дверь не открывалась. Я стала стучать в дверь.

– Вайолет! Выпустите меня! Нам надо поговорить о том, что здесь происходит. Вам нельзя здесь оставаться, это опасно. Ваш отец…

В ответ я услышала удаляющиеся шаги. Продолжать уговоры не было смысла. Я яростно колотила в дверь, но так же безрезультатно. Я подошла к окну, забранному решеткой и выходившему в ядовитый сад Гренвилла. Если бы я закричала, меня никто не услышал бы, кроме Гренвилла и Вайолет. Открыв сумочку, я поискала, чем можно открыть замок, но ничего подходящего там не оказалось. Некоторым утешением служило то, что я предупредила Карло запиской, куда направляюсь. Если я не вернусь к чаю, она забеспокоится и даже, может быть, обратится к инспектору Нуньесу.

Но что могло заставить Вайолет так круто изменить позицию к утру? Может быть, она сказала отцу, что я видела их, и он запугал ее угрозами? Я сомневалась, что они действительно вызвали бы доктора Тренкеля. Но как собирался поступить со мной Гренвилл? Он ведь должен был понимать, что любые его действия против меня не останутся безнаказанными. Как он, к примеру, объяснил бы мою внезапную смерть в его доме? Может быть, умопомрачение Гренвилла зашло так далеко, что его уже не заботила собственная судьба? Или он был готов пойти на это как на последнее преступление, в котором его извращенный ум проявил бы себя во всей своей дьявольской славе? Я подумала о двух последних убийствах. Тело в пещере частично мумифицировали, всю кровь из него выкачали. Второй жертве, умершей от переломов черепа, воткнули в глаз цветок райской птицы. Что он придумает для меня? Отравит, а затем представит тело в каком-нибудь гротескном виде или принесет в жертву воображаемому языческому богу?