Форсированный марш - Лео Кесслер

Но ничего не произошло. Танк, казалось, застыл на месте, никуда не двигаясь. Матц не слышал никаких звуков, кроме собственного тяжелого дыхания. «Что произошло с танком»? — пронеслась в его голове паническая мысль. И вдруг Pz-IV ожил. Мотор мощно взревел, и корпус бронированной машины дернулся. Гусеницы цеплялись в этом месте — Матц явственно ощущал тягу. Танк начал медленно подниматься вверх по склону.

— Вот так, вот так… правильно, только вперед и вверх, — выкрикнул Матц. На его морщинистом лице расплылась довольная улыбка. — Ну давай же, взберись по склону… я прошу тебя, взберись наверх!

Pz-IV тяжело перевалился через край дороги и мгновение спустя был уже на твердой поверхности. Матц немедленно прибавил газу. Танк понесся вперед. Роттенфюрер легко включил высшую передачу, и скорость танка стала предельной. В это же мгновение заработал чей-то пулемет. Пули забарабанили по броне танка, но Матц не слышал их. Он слушал только рокот мотора. В этот момент его больше ничего не интересовало.

— Вот так, сукин сын, — любовно прошептал он, чувствуя, что мотор работает как надо и позволяет танку нестись вперед со всей возможной скоростью. — Давай, только не подводи меня и не замедляйся — а не то мне придется пнуть тебя прямо в твой железный зад!

Неожиданно Pz-IV занесло, и Матц ощутил, что они соскальзывают с дороги. Коробка передач угрожающе затрещала. Матца прошиб пот. Он почувствовал, что танк внезапно въехал на скользкий участок и его начало заносить в сторону. А там находились страшные болотистые участки, на которых их тяжелый танк был обречен на то, чтобы увязнуть. Как же это случилось? Почему он ничего не заметил?! Он чувствовал, как Pz-IV теряет сцепление с грунтом и неудержимо соскальзывает в сторону.

— Ах ты, сукин сын! — в панике завопил Матц. — Какого черта!? Проклятый, вонючий, конченый сукин сын, черт бы тебя побрал с потрохами! Ну давай же, давай, нащупай снова нормальную дорогу!

С предельной осторожностью, двигая рукой так же деликатно, как доктор, ощупывающий женскую грудь во время медицинского осмотра, Матц вновь включил низшую передачу. Но одна из гусениц все равно прокручивалась вхолостую, не в силах зацепиться за дорогу. И они продолжали соскальзывать куда-то вниз.

Бормоча немыслимые ругательства, роттенфюрер заблокировал гусеницу, которая крутилась вхолостую, и отпустил педаль сцепления. Это было опасно, но только так он мог попытаться вновь овладеть управлением. Матц не собирался сдаваться без борьбы и позволить танку скатиться вниз. Он был готов сделать все, абсолютно все, чтобы только этого не случилось. Затем он вновь включил сцепление.

И вдруг танк отозвался на его действия. Это казалось чудом, но все же случилось наяву, в реальности. Гусеница, которая до этого крутилась в воздухе совершенно вхолостую, наконец-то зацепилась за поверхность дороги и начала тащить танк вперед. Матц немедленно прибавил газу. Танк рванул вперед — и мгновение спустя Матц почувствовал, что гусеницы танка четко и жестко цепляются за дорогу. Они миновали опасный участок — и теперь снова могли двигаться вперед с предельной скоростью.

— Какого черта ты замешкался на этом проклятом пятачке, ты, сукин сын? — заорал сверху Шульце. — Ты заставил меня обмочиться от страха в штаны. А парень, который сидит по соседству со мной, от ужаса расперделся, и теперь мне совсем нечем дышать.

— А ты еще сходи поссы, Шульце! — выдохнул с облегчением Матц. Он включил наивысшую передачу, и Pz-IV стрелой полетел вперед.

Впереди Матц увидел яму, в которой затаились истребители танков. Вместо того чтобы выскочить из нее и попытаться спастись бегством они, наоборот, упали на дно ямы, ожидая, что танк пролетит прямо над ними. Но именно этого и ждали эсэсовцы, поднаторевшие в жестокой тактике танкового боя во время беспощадных сражений, в которых им приходилось участвовать на Восточном фронте.

Вместо того чтобы просто проехать на ямой, Матц резко затормозил, и его правая гусеница прошлась прямо по краю ямы. Он мог явственно представить, что чувствовали в этот момент те, кто прятался сейчас там, — французы, чьи легкие наполнились невыносимой вонью выхлопных газов танка, чьи барабанные перепонки разрывались от рева его двигателей, а глаза лопались от напряжения. Но Матц не собирался никого жалеть. Он вновь закружился вокруг ямы, заставляя ее края быстро осыпаться, хороня под землей всех, кто находился там, внизу. Затем он медленно поехал через образовавшуюся впадину в земле, заставляя при этом гусеницы бешено вращаться. Он видел, как на них налипли куски перемолотых в крошку человеческих тел.

Навстречу Pz-IV выбежала группка французских партизан. Они попытались обстрелять танк, но Шульце, хорошо видевший их, уложил всех французов одной длинной разящей очередью из курсового пулемета. Мгновение спустя гусеницы танка уже проехались по корчившимся в агонии телам «маки».

— Смотри, смотри вперед, Шульце! — внезапно закричал роттенфюрер.

— Что такое, Матц?!

— Там впереди еще одна яма. Яма с французскими смертниками. Вон там, возле высокого дерева. Понял, Шульце?

— Я понял, Матц, — мрачно отозвался шарфюрер, заметивший яму, искусно замаскированную среди густой высокой травы, покрывавшей эту заболоченную местность. — Но этими ублюдками придется заняться тебе, а не мне. Тебе нужно будет дать им попробовать нашей специальной отравы. Той, что мы приготовили специально для этого случая!

Матц осторожно направился прямо к яме, пристально следя за дорогой. Сидевшие в яме партизаны смертельно побледнели, внезапно почувствовав, что настал их последний час, и принялись яростно обстреливать танк из своих ружей. Шульце и молодой штурманн, нырнув вниз, безучастно слушали, как пули бесполезно молотили по толстой броне танка, отскакивая от нее, словно горошины. Когда Pz-IV практически поравнялся с ямой, стрельба прекратилась; французы упали на дно ямы, молясь о том, чтобы немецкий танк промчался над ними.

Однако такого не произошло. Вместо этого Матц затормозил машину прямо над ямой, где спрятались обреченные. Мощный стальной силуэт танка зловеще отсвечивал на фоне восходящего солнца. Матц выключил сцепление и нажал что есть силы на педаль газа. Мотор танка, неподвижно застывшего прямо над ямой, бешено взревел.

— Что делает сейчас наш водитель? — обратился к Шульце любознательный штурманн.

— Ты ведь призван на фронт из крестьянской семьи, не так ли? — осведомился Шульце.

— Да. Я из крестьянской семьи, родом из Баварии.

— Что вы делаете у себя в Баварии, если вам надо избавиться от крыс, которые поселились на скотном дворе? — проронил Шульце.

— Мы выкуриваем их при помощи специального газа, — ответил парень.

Матц вдавил педаль газа в пол. Мотор ревел на предельных оборотах.

— Вот именно, — мрачно бросил Шульце. — Вы выкуриваете их газом!

— Святой Иисус, Святая Мария, Святой Иосиф, — испуганно прошептал молодой эсэсовец, отчаянно крестясь. До него наконец дошло, с какой целью шарфюрер вносил изменения в конструкцию выхлопных труб танка. Старый солдат хотел направить весь поток выхлопных газов прямо вниз. Теперь штурманн понял, для чего он это делал…