Лётчик - Владимир Малыгин

Удивился, когда мне тут же предложили приобрести ещё один, про запас, так сказать. Зря я засветил прихваченную с собой пачечку ассигнаций. Подумал и приобрёл. Пригодится. Тем более самому всё новоприобретённое имущество тащить не придётся. Пообещали доставить сегодня же вечером всё купленное прямо к аэро плану. Почему вечером? Да чтобы никто из тех, кому видеть не положено, не увидел.

После этой значительной и значимой для меня покупки меня соблазнили ещё одной. А всё началось с банального предложения отметить моё приобретение и немного, самую малость, поправить пошатнувшееся после вчерашних возлияний здоровье.

Откуда-то из-под стола появилась знакомая бутылка, словно по мановению волшебной палочки вынырнула из патронного ящика тарелка с нарезанными солёными огурчиками, чёрным ржаным хлебом и нарезанным пластами салом.

Пришлось соглашаться и поправлять здоровье. А потом ещё разок и ещё. После третьей поправки наше здоровье приобрело железную крепость, весь мир вокруг расцветился яркими красками. Вот тут внезапно расщедрившийся начальник и предложил заменить мой казённый наган на что-то более современное, подходящее по статусу столь замечательному лётчику и другу-офицеру. Удалился в глубь склада и быстро вернулся, выложив на стол передо мной два тяжёлых промасленных свёртка. Небрежно сдвинув при этом в сторону всю нашу немудрёную закуску.

Из стоящего рядом ящика с чистой ветошью небрежно выдернул подходящий лоскут, подстелил его под свёртки и барским жестом разрешил осмотреть их содержимое.

Маузер и браунинг. Две почти одинаковые по весу тяжёлые воронёные игрушки с пристёгиваемыми кобурами. И как-то стало всё равно, что руки сразу запачкались в оружейном масле. Покрутил один пистолет, другой и понял, что ни за что с ними не расстанусь.

— Нравится? То-то. Вижу, что нравится. Какой выбираешь?

— Сколько?

— Ну-у… Пистолеты новые, в деле ещё не были…

— Да ладно, всё равно они у тебя просто так кому-то достанутся. А я у тебя их за живые деньги куплю, — и похрустел ассигнациями, выложив на стол несколько крупных купюр.

— Ты оба купить хочешь?

— Конечно. А зачем ты их тогда принёс?

— Думал, что-то одно выберешь, — почесал затылок начальник склада, не сводя глаз с ассигнаций на столе. — Только здесь на оба не хватит.

— Вот так достаточно будет? — добавил ещё одну бумажку и перебил что-то собиравшегося сказать собутыльника: — И коньяк с меня. Больше всё равно не дам.

— Без ножа режешь. Эх, ладно! Забирай!

И бумажки самым волшебным образом испарились со столешницы.

А я потянулся к уже своим пистолетам.

— Погоди, — остановил моё движение кладовщик. — Сейчас солдатика кликну, пусть расконсервирует, почистит. Вот только пострелять тебе не удастся.

— Почему?

— Комендант наш стрельбы не любит. Ему бы всё по старинке — штыком работать.

Я только руками развёл. Даже и сказать нечего. Хотя, может быть, таким образом, мой продавец и собутыльник опасается привлечь ненужное внимание к моему приобретению? Да и ладно, какая мне разница? Дома пристреляю или ещё где-нибудь по дороге.

Коньяк или казённую выставлять не стал, выложил ещё одну цветную бумажку к немалому удовольствию кладовщика. Но зато вытребовал взамен немного патронов к пистолетам. Мне же всё равно пристреливать их нужно.

Да, растёт вес груза на моём самолёте. И никуда не денешься, всё вещи жизненно необходимые приобретаю.

Поздно вечером принесли прямо на стоянку мои новые покупки. Честно сказать, сначала у самолёта дожидался, потом устал стоять — присел на поперечину стоек колёс. Затем и в кабину забрался, чуть было там не заснул. Но придремал, точно. Даже вздрогнул, когда над ухом кто-то приглушённо похлопал раскрытой ладонью прямо по фанерному борту. И с трудом вынырнул из этой сладкой дрёмы.

С помощью тех же складских солдатиков плотно перепаковал пулемёты, обвязал и убрал в кабину. Перед вылетом привяжу снаружи, а пока пусть здесь лежат, от чужих глаз подальше.

На следующий вечер в той же компании офицеров всё равно пришлось проставляться за приобретение. Как-то быстро слух разошёлся, и точно не по моей вине. Я-то молчал, как рыба. Но пришлось поддаться на провокацию и поучаствовать в мероприятии. Иначе бы меня не отпустили. Но старался пореже прикладываться к бокалу, чуйка, что ли, сработала. В основном налегал на закуски. Поэтому наутро особых проблем со здоровьем не было. Некий сушняк присутствовал, и всё. А подошедшего с пакетом вестового воспринял как спустившегося с небес ангела-спасителя. Что-то подустала моя печень от местного гостеприимства. Разорвал толстую бумагу, вчитался в текст короткого послания. После обеда вылетаем. Наконец-то.

Проверил, насколько тщательно упакованы в брезент мои приобретения, крепко привязал свёртки к наружному борту кабины. А куда ещё их деть? Под ногами будут мешаться, устанавливать же на облюбованное и намеченное для эксплуатации место пока не могу — не поймут, да и негде устанавливать. Креплений-то нет. Так что пусть снаружи свёртками висят. Сопротивление от них невеликое, тем более что магазины я сложил отдельно. Кстати, магазинов я с запасом набрал. Различной ёмкости. Брал и на двадцать пять патронов, короткие, и длинные на сорок. Можно было обойтись и золотой серединой, на тридцать, да подумал и отказался, ни к чему. Пусть уж лучше так будет. Так и улетели…

Остроумов тихонько посмеивается каждый раз, когда к самолёту подходит, но больше ничего не говорит. Мы с ним хорошо пообщались в тот раз, когда он впервые эти свёртки увидел. В том разговоре и коснулись причин моего приобретения. К удивлению, высказанное предположение о скорой войне ничуть не удивило генерала. Только внимательно при этом поглядел на меня, словно в первый раз увидел, но говорить ничего не стал, перевёл разговор на моё приобретение, заинтересовался, что я буду с ним делать. Пришлось кое-что рассказать, поделиться своими соображениями, сильно удивив этим Сергея Васильевича. Осторожно коснулся и своих воспоминаний о Моонзундском сражении, выдав их за только что пришедшие в голову мысли. На этом разговор сразу увял, Сергей Васильевич как-то подозрительно на меня посмотрел и предложил готовиться к взлёту.

И мы продолжили облёт. Чем дальше и больше мы летали, тем сильнее я нервничал. Ресурс мотора подходил к концу. Иной раз прямо-таки одним местом чувствовал его скорый конец. И запускался он уже не с первого раза, и тянул слабее, не с той весёлой мощью, и стал как-то по-старчески иной раз похрипывать. Лишь бы до дома дотянул, а там я за ним присмотрю, самые лучшие запасные части выбью, в руки лучшего моториста определю.

А, вообще, впечатление от всей этой кирпично-бетонной мощи укрепрайонов было двояким. С одной стороны, дух захватывало, стоило только увидеть эти грандиозные сооружения, а с другой — было очень больно. Больно за предстоящие потери, больно за собственное бессилие, потому что точно знал — никому мои пророчества не нужны.