Убийство онсайт - Татьяна Шахматова

Прямо у подножия горы расположился рынок, который работал, несмотря на поздний час. Донесся запах рыбы и дуновение освежающей прохлады: прилавки были уставлены поддонами со льдом. На одном из прилавков возлежала акулья туша длиной со взрослую корову. Однако, приблизившись, я понял, что переливающаяся серебряными боками гигантская торпеда — вовсе не акула, а океанский тунец. Под светом прожекторов женщины растягивали склизких осьминогов, выбирая их на просвет, как оренбургские платки. Креветки размером с ладонь были навалены в ведра с горочкой и так же ведрами продавались наподобие того, как где-нибудь на обочине пензенского леса продают неблагородные грибы вроде маслят или лисичек.

Я проскочил мимо рынка и минут через десять уже стоял рядом с красным домом. Вокруг бассейна валялись банки из-под напитков, на открытом мангале лежали овощи и куски мяса, на шезлонгах — скомканные полотенца. В бассейне, словно содранные ветром алые паруса, плавали чьи-то шорты. Айтишники покидали дом в спешке и панике. В самом доме, который был рассчитан человек на двадцать, было тихо, свет в окнах не горел.

Я подошел к крыльцу, в этот момент дверь открылась, и на пороге возникла картина, которую мне будет сложно забыть даже по прошествии времени.

Паша Кнопкин держал на руках бездыханное тело Виктории. Ее голова болталась в районе его талии, как малиновый курдюк с вином, волосы подметали крыльцо, безжизненно свесилась бледная рука.

— Я пошел навстречу «Скорой», — неуверенно проговорил Павел, заметив меня. — Они уже возле пропускного контроля.

Он явно не ожидал увидеть здесь кого-то, а уж тем более меня, и несколько секунд колебался на пороге. Этих секунд было бы достаточно, чтобы съездить ему по морде, но он держал на руках Вику, и, к сожалению, максимум, что я мог сделать в этой ситуации, это преградить ему путь и скомандовать:

— В дом!

Одного взгляда на Вику было достаточно, чтобы понять — это никакой не сердечный приступ. Павел оглядывался по сторонам, как преступник, застуканный на месте преступления, но стоял, как приклеенный. Это окончательно вывело меня из себя.

— Паша, в дом! — заорал я так, чтобы мой крик уж точно расслышали на соседних виллах. — У нее в сумке шприц с лекарством!

Не знаю, что подействовало на него отрезвляюще: слово «шприц» или тот факт, что его спалили и поднимут крик, или то, что он был один и помощи ждать неоткуда. Как бы то ни было, Павел наконец послушно развернулся и перешагнул порог. Положив Вику на диван, он кинулся искать ее сумку, и через минуту я уже вводил внутривенно антигистаминный препарат, который у Вики, к счастью, оказался с собой. Павел стоял рядом и наблюдал, а может быть, размышлял, чем бы оглушить непрошеного гостя, но я постоянно держал его в поле зрения, и он не делал попыток сдвинуться с места.

— Что ты…

— Она аллергик, идиот! — прорычал я, и он отступил.

Наконец я вытащил иглу и ослабил импровизированный жгут, сделанный из собственного ремня.

— Анафилактический шок. — Я развернулся к Паше: — Интересно, из-за чего? Неужели солнышко пригрело? И где Хорхе? Где ваши хваленые адвокаты?

Этот гад стоял все в той же позе посередине комнаты и молчал.

Я подошел к нему почти вплотную. Лицо теперь у него было спокойное и, кажется, безо всякого выражения, только предательски бегали глаза. На это невозможно было смотреть спокойно. Мы почти одного роста, поэтому я врезал ему по роже с силой и хорошим всплеском так, что компьютерный гений даже не успел опомниться. По инерции Кнопкин сделал пару шагов назад, уперся задницей в гарнитур, оттолкнулся и бросился на меня. Хотя толстым его назвать нельзя, он все-таки был шире и мощнее, поэтому ему удалось обхватить меня в замок, прижать руки к туловищу и в этом тесном объятии повалить на диван рядом с Викой. Он не бил меня, просто держал, навалившись сверху. Когда я открыл глаза, то увидел, что у него из носа течет тонкой струйкой кровь. Внешней стороной бедра я чувствовал ногу Виктории — холодную и безвольную.

— Где ты был? — спросил вдруг Павел, глядя мне прямо в глаза, и повторил, разделяя слова: — Где. Ты. Козел. Был. И в чем ты меня обвиняешь?

Больше он со мной не церемонился, забыв про свое вежливенькое выканье и хорошенько надавив мне на грудину.

То, в чем я реально его обвинял, я сообщить не мог, потому что находился пока в самой непосредственной власти айти-директора. Кроме того, еще неизвестно, сколько здесь его людей, как и с какими потерями мы вообще будем выбираться отсюда.

— Виктория с Хорхе приехали около сорока минут назад, — проговорил Паша мне прямо в лицо. — Я повез двоих своих адвокатов в отделение к ребятам. Еще один адвокат вместе с моим судмедэкспертом отправились в морг. В доме остался только Джон Хоуп — мой юрист, которого я попросил дождаться вас. Джон позвонил и сказал, что нужны деньги, потому что ты попался с наркотой. А минут через десять тот же Джон сообщил, что у Виктории сердечный приступ. Потом начал названивать ты, но мне было не до твоих наркоманских проблем, потому что я сразу поехал сюда и нашел Вику вот в таком виде. «Скорая» уже проехала пропускной пункт, Джон встречает их там. Где Хорхе, я не имею ни малейшего понятия. Есть еще вопросы? А вот у меня есть вопрос. Кто из нас двоих скотина?

Меня поразила четкость, с которой Павел разложил ситуацию с таким количеством участников и неизвестных. Да, Вика не напрасно зачеркнула слово «интроверт». Этот чувак очень неплохо чувствует людей и просчитывает все на несколько ходов вперед. Никаких сомнений в том, что судьба столкнула нас с первоклассным манипулятором и очень опасным соперником.

Вдруг я почувствовал толчок в бедро, и в тот же миг раздался слабый голос Виктории:

— Паша, слезь с него. Вы что, педики?

Кнопкин моментально разжал руки и встал, больно надавив мне в район диафрагмы — уверен, что специально.

— У меня к тебе еще будут вопросы, — проговорил он, уходя на другой конец комнаты.

— У меня к тебе уже есть, — ответил я, понимая, что конфликт перешел в открытую фазу и больше скрывать нечего.

Виктория села. Лицо ее было в пятнах, но вид уже приближался к более-менее сносному. Она внимательно оглядела нас, переводя взгляд с одного на другого, потом усмехнулась и проговорила:

— Успокойтесь, мальчики, это был тунец.

— Какой еще тунец? — удивился я.

— Я ела тунца.

— Зачем ты ела тунца? — тупо спросил я, но напрасно. Ответ только еще больше все запутал.

— Я подумала, что это курица, — виновато проговорила Вика и показала пальцем куда-то в сторону кухонного стола.

Возле стола тут же оказался Паша, он поднял ресторанную серебристую крышку с большой плоской тарелки, стоявшей по центру. На тарелке действительно остался кусок мяса, очень похожего по виду на индюшатину: белое, с едва заметными розоватыми прожилками, волокнистое, характерное для грудных мышц крупной домашней птицы. Из-за скоротечности произошедших событий, а также благодаря работающим на вилле кондиционерам мясо даже не успело протухнуть, поэтому я рискнул попробовать кусок, после чего был вынужден признать, что на вкус океанский тунец тоже напоминал скорее птицу, чем рыбу, а если учесть, что вкуса рыбы наша Вика не ощущает с детства, то отличить невозможно.