Охотники. Пророчества Разрушения - Ник Перумов

Ученик улыбался уже широко, совсем не робко и не бледно.

– Решили, значится, так упыри, да ка-ак прыгнут! Изо всей дурацкой мочи своей, когти выпущены, клыки оскалены, ужас, летящий на крыльях ночи, одним словом. Кинулись они на раненого, один в горло метит, другой на грудь напрыгивает…

Опять пауза. Пыхнула трубочка, поплыло беловатое колечко дыма.

– И что же, мастер?.. – не выдержал ученик.

– Впились, они значит, тряпки рвут, рычат, словно зверь какой оголодавший. Думали, верно, раненого по-быстрому поделить, не доверяли друг другу, дескать, вдруг, пока один с этими любовниками разбираться станет, приятель его всё самое сладкое и захапает.

– А тут им стрелы-то в спину и полетели! – аж подскочил юноша.

– Пхе, дорогой. Стрелы? В спину? Не, нам тогда чего поизысканнее хотелось, да и маг с нами был настоящий. Завязли в тряпье том и клыки, и когти. Прилипли упыри к тряпкам, никакой силой не отдерёшь; да и сами тряпки к камню приросли словно. Дёрнулись упыри раз, дёрнулись два, завыли, заголосили – томно им стало да скушно. Ну, тут мы и вышли, красивые все такие, особенно Вениамин. Специально кровью перед упырьками по новой побрызгал, дескать, понюхайте напоследок.

Взвыли они тогда – любо-дорого вспомнить. – Мастер расплылся в ухмылке. – Ну, мы их закрепили… дополнительно. Чтоб друг на друга смотрели бы. И… э… гм… ну, в общем, на колы насадили, обоих. Вениамин ещё так учинил, чтобы колы эти, э-э-э, медленно вдвигались. Чтобы время у кровососов было понять, что с ними творится. Ох, и вопили же они! Чего только не обещали. Все богатства царей земных. Всех красоток, принцесс, королевен да княжон. Даре – всех принцев, каких только вообразить сумеет. И розовых единорогов ещё.

– Не бывает! – авторитетно заявил мало что не хохотавший ученик.

– Не бывает. Белые бывают, серебристые бывают, а розовых – нет, не бывает. Вот такая вот история, парень. Подождали мы, значит, подождали, пока совсем упырькам нашим хорошо не сделалось, здоровьичка им пожелали, не болеть, значит, да и пошли своей дорогой.

– Здорово получилось!

– Ага. Долго потом про это рассказывали да вспоминали. Жаль только, без мага такое провернуть – не получится, сколько ни старайся. Но ничего, приятель, и без Вениамина справимся.

– Мастер, а что с ними потом-то стало? С Дарой и магом Вениамином?

– Про Вениамина говорил тебе, на север он подался. Дара… – Мастер коротко взглянул вниз, на дымящуюся трубочку в опущенной руке. – Всё с ней хорошо кончилось, дружище. Немало мы с ней кровососов к ногтю взяли, славно погуляли, есть что вспомнить. А потом встретила она хорошего человека, из наших, из охотников, значит, полюбили они друг друга, свадьбу сыграли… и теперь, я слыхал, живут счастливо, детишек растят да в поле по старой памяти порой ходят, когда упыри начинают уж слишком близко к городу их шалить.

– А в каком городе-то они поселились, мастер? Вдруг случится там оказаться, зашёл бы, поклонился, уважение выказал…

Мастер кашлянул.

– Не упомню, прости, парень. Не в Предславле, это точно.

– Это точно, я бы знал, – подхватил ученик. – А как же так, не упомните?

– Да так вот и не упомню. Слухи всё больше доходили, сам-то я их не видел, ни Дару, ни мужа её. Кто их в Любжеве встречал, кто в Радоме, в Рудной державе, словом. А ещё слыхал, что подались они до Войтекова королевства. Думаю, парень, с места на место они перебирались, у упырей на них ого-го зуб какой, сам понимаешь. Ну, хорош языками чесать, чую я, близки уже гости наши…

И мастер решительным жестом затушил трубочку.

* * *

– Мастер?

– Чего тебе? В оба смотри, парень, отболтали на сегодня своё!

– Да я-то смотрю, мастер… только того в толк не возьму, зачем упырям, коль и вправду они нас нагонят, очертя голову на рожон лезть? Мы тут заперты. Деваться некуда. Еда рано иль поздно кончится…

– Э-э, парень. Не такова природа вампирская. Нет у них терпения, особенно коль голод одолевает. Нет для них большей радости, чем дичь загнанную по месту взять. Не станут в осаде сидеть. Вот увидишь.

Внизу грохнуло. Грохнуло хорошо, тяжко, по-настоящему, так, что стоявшая от века скала вздрогнула до самого основания.

Мастер вскочил.

– Явились, голубчики. И, похоже, без чародейки. Ну, давай, паря, вспоминай всё, чему я тебя учил!

Вход в округлую пещеру из поднимавшегося снизу тоннеля ничто не перекрывало – на первый взгляд.

Мастер и ученик залегли, в руках – снаряжённые всем, чем положено, арбалеты.

Если бы кто-то оказался сейчас у подножия одинокой скалы, то увидал бы, как в тёмный зев пещеры одна за другой скользнули две тени. Третья, двигавшаяся далеко не столь ловко, гладко и грациозно, заметно хромавшая, припадавшая на левую сторону, чуть задержалась.

Первая из теней, чёрной молнией ринувшаяся в глубь пещеры, взмахнула вдруг руками, рухнула, отброшенная, закрывая лицо бледными ладонями. Прямо навстречу ей вспух клуб взрыва, слепяще-яростное пламя. Фигуру сшибло с ног, проволокло по земле, пока она не замерла в ближайших зарослях.

Вторая оказалась хитрее; человеческое тело съёжилось, развернулись перепончатые крылья, крупная летучая мышь устремилась вперёд по тоннелю; и вновь лишь для того, чтобы задеть тонкую невидимую нить.

Сорвались предохранители, распрямились пружины, самострелы выплюнули короткие стальные дроты, покрытые серебром. Оголовки вонзились в поросшую шерстью плоть, раскрылись шипы и крючки, лопнули скляницы с кислотой, проедая до дыр перепонки вампирьих крыл; летучая мышь, тонко вереща, рухнула на камни, судорожно забилась, пытаясь перевернуться.

Третья фигура, та самая, хромавшая и скособоченная, яростно зашипела.

Самый первый из упырей кое-как поднялся, глухо рыча, побрёл обратно к пещере. Вся грудь в тёмной крови, блестят, словно смазанные чем-то, иссиня-чёрные волосы. Бледное молодое лицо его, наверное, сочли бы весьма мужественным и привлекательным немало дев, но сейчас его искажала дикая гримаса ненависти.

Вампиру протянула руку прихрамывавшая девушка. Ещё совсем недавно её можно было б назвать хорошенькой, даже красивой. Совсем недавно, но не сейчас – кислота с истолчённым в пыль серебром сожгла половину лица и лоб, обратив их в мешанину жил и связок, в багрово-чёрную жуткую маску. Кое-где на скуле проступала кость. Некогда щегольскую обтягивающую курточку и брючки покрывали болотные грязь и жижа; но страшнее всего выглядели сейчас глаза. Брови, веки, ресницы – всё исчезло, в кроваво-алом провале трудно ворочались глазные яблоки, куда меньше, чем им полагается быть.

Однако они оставались живыми и притом пронзительной, небывалой небесной голубизны, какую никогда не встретишь у простых смертных.

Третьим был вампир, обернувшийся поначалу летучей мышью, кому пришлось биться в корчах с простреленными во множестве мест крыльями и грудью. Обожжённая кислотой девушка безо всяких церемоний вытащила его волоком, схватив за локтевой изгиб. Он ещё потрепыхался, теперь уже на земле, и перекинулся обратно, явив миру чеканный профиль с идеально прямым носом и пепельно-серые волосы до плеч. Тяжело дыша, он отплёвывался сгустками тёмной, почти чёрной, крови.