Дюймовочка крупного калибра - Арина Ларина

И вот на его пути встретилась Анечка. Не красавица, но эффектная, не семи пядей во лбу, но и не какая-нибудь сельская дуреха, интересующаяся пропиской, не зашуганная скромница, но и не разбитная Женя из его молодости.

За Анечкой он ухаживал недолго. А чего тянуть, если скоро сорок, а девушку могут увести? Тем более что работала она в фирме давно, и никаких сюрпризов с ее стороны последовать не могло. У Ани был молодой человек, с которым она рассталась. Подробностей невеста не рассказывала, ограничившись упоминанием, что это было больно и вспоминать не хочется. Она была честна, искренна и открыта: хочется семьи, надежности и доверия. А еще – детей.

Маме девушка понравилась, Костя тоже не возражал, тем более что его попытку проверить стойкость бастионов Аня решительно пресекла. Все были удовлетворены. Любви никакой особой не было, но было понимание и уравновешенное довольство друг другом. Свадьба состоялась, беременность тоже. Правда, беременность была тяжелой, будущая мать долго лежала на сохранении и родила раньше срока.

Когда малышу исполнилось восемь месяцев, внезапно выяснилось, что ребенок как раз не Сашин, а того самого молодого человека, роман с которым предшествовал свадьбе.

Серафима в ужасе всплеснула руками и с сочувствием уставилась на мученика. Надо же, сколько всего на мужика навалилось!

– А точно не твой? – на всякий случай переспросила она. То ли не зная, что сказать от смущения и сострадания, то ли надеясь помочь восстановлению семьи.

– Абсолютно. – Саша вдруг желчно и зло начал рассказывать, как застукал жену во время разговора с бывшим бойфрендом, как узнал, что она получает с него деньги на ребенка.

– И главное, – горячился Саша, – я посмотрел на него и понял, что это не мой сын. В нем ничего моего нет! Абсолютно! Черты лица не наши, глаза не мои и не ее. Представляешь, я потерял и жену, и ребенка. Как после такого вернуться к жизни? Как верить? Кому?

– Кошмар, – пробормотала Сима. Наверное, следовало сказать, что ей-то верить можно, но это было бы не к месту. Право на доверие завоевывается поступками, а не словами и обещаниями.

Ей вдруг захотелось сделать этого загнанного мужика счастливым. В сердце что-то ворошилось: не то жалость, не то нежность. Но что-то там определенно было.

«А вдруг», – подумала она недоверчиво, но с робкой надеждой. Серафиме тоже очень хотелось найти то, что искала. Жаль только, что на данном этапе было не разобрать: то это или еще не то.

–Разуваева, ну какая же ты капризная, – вздохнула Дарья, которой Сима позвонила, едва вернувшись со свидания. – Чего ты сразу разобраться норовишь? Погуляй, повстречайся, а потом уже делай выводы.

– А если я пойму, что не люблю? Представляешь, какой стресс у него будет. Человек и так за жизнь настрадался!

– Ага. А ты, значит, желаешь сберечь его хрупкую детскую психику? Великодушно. Только есть риск, что, ежели что, твою психику никто беречь не будет. Это не лотерея, когда проигрышный билетик можно выбросить. Это надолго и, возможно, с последствиями.

– Не пугай.

– Я не пугаю. Я рассуждаю, – хмыкнула Малашкина.

Серафима долго ворочалась. Не спалось. Она все пыталась вспомнить Сашино лицо, но почему-то не получалось.

Утром она побрела на работу, размышляя о конфликте логики, жалости и надежд. Мужчин подходящего роста в последнее время в ближайшем окружении было предостаточно, а вот результата не наблюдалось. Увлекшись философией, Серафима чуть не затоптала Ингу, застрявшую на выходе из подъезда. Мадемуазель Бартышкина выглядывала в дверную щель и сопела.

– Ты чего тут? – опешила Сима.

– Надо, – туманно отмахнулась подруга.

– Помочь?

– Тихо!

Мимо подъезда шел Юра.

– О, Юрик, привет! – обрадовалась Серафима, вытолкнув Ингу наружу. – А мы тоже на работу идем. Хотя я могу вас оставить.

Серафима понимающе подмигнула и только в этот момент осознала, что ни Инга, ни Востриковский особо друг другу не обрадовались. Жизнь мелькала калейдоскопом, тасуя судьбы, словно затертые карты в старой колоде. Сима поняла, что упустила последние изменения в личной жизни Бартышкиной.

Юра, вежливо кивнув, припустил вперед, как циркуль с моторчиком.

– Ты почему ничего мне не сказала? – призвала она к ответу подругу, желая хоть чем-то оправдать собственную бестактность.

– А чего говорить? Это неинтересно, – буркнула Инга.

– Здрасьте! Мне все интересно. У меня своей личной жизни нет, так хоть бы в чужой поучаствовала, – хихикнула Серафима. – Поссорились? Хочешь, помирю?

– Сима, скажи честно, у тебя с ним что-нибудь было? – выдавила Бартышкина после тягостной паузы.

– Нет! Честно! Ничего и никогда. Я тебе клянусь.

– Не ори.

– Да я не ору. Я разволновалась, что из-за меня у вас проблемы. Ты не ревнуй…

– Сима, да плевать мне уже! Я просто думала, ты в курсе.

– В курсе чего?

– Его странностей.

– У Юрика есть странности? – взволновалась Серафима. В связи с крайне ограниченным опытом в этой сфере ее очень интересовали чужие странности. Мало ли, что там у Саши окажется. Надо быть морально готовой ко всему, чтобы проиграть свою реакцию на чужом опыте. Предупрежден – значит, вооружен.

– Сима, спи спокойно. Тебя это не касается.

– Инга, ну расскажи! – взмолилась Серафима. – Я же теперь спать не буду. Чего у вас было? Может, Юрика теперь надо вообще стороной обходить.

– Да не было ничего. Знаешь, у меня такое разочарование только однажды было, в детстве. Я ужасно хотела попробовать шоколадные конфеты из подарочной коробки. Их мама в заказе с работы принесла. Представляешь, дождались моего дня рождения, открыли, а там все конфеты с белой начинкой. А я ее терпеть не могу!

– Ой. А что у Востриковского с начинкой? – оторопела Серафима.

– Это у тебя мужик нормальный, а я, как дура, по какому-то недоразумению сохла, – всплеснула руками Инга.

– Нет у меня никакого нормального мужика, – с тяжелым вздохом поведала Сима. – Если ты про Мишу, то он тоже того – с начинкой. Или вообще без начинки. В общем, Миши никакого нет.

– У тебя, Серафима, мужики, как расписание поездов, все время меняются. Я следить не успеваю, – отчитала ее Инга. Надо сказать, очень обидно и ни за что. А еще обиднее было продолжение.

– Я, – с чувством собственного достоинства выступила Бартышкина, – не могу спать со всеми подряд. Мне воспитание не позволяет. Один раз пересилила себя и рискнула – и на тебе!

Оправдав хамство обнаглевшей подруги стрессом и замерев от любопытства, Серафима подначила: