Багровый рассвет - Виталий Винтер

Герои, как они сами себя называли, а на деле – дикари и безмозглые машины для террора и убийства всех, на кого им укажут вожаки. Обосновывать что бы то ни было им не требовалось – смерть ворогам, а это все те, кто не такие, как они, тех всех можно уничтожить, ну и конечно же, пограбить и понасиловать, чтоб скучно не было. Приезжая же из кровавых рейдов домой, они сразу становились верующими христианами, ходили в церковь, видимо считая, что боженька простит их, вымазанные по локти в крови невинных жертв руки… Мрази и живой пример извратившейся человеческой цивилизации, почему-то очень плохо учащийся на своих ошибках. «Чёрные» – те хоть реально чужие, а эти, которых и язык не поворачивается назвать людьми, когда-то не так уж и давно жили с нами вместе, а сейчас расстреливают и насилуют – без зазрения совести. Хотя о какой морали и совести по отношению к эсэсам можно вести речь вообще? Это как ненавидеть собаку за то, что тебя укусила – своего мышления, мнения у них давно уже нет, только то, что вкладывают в головы стоящие наверху кукловоды.

Винтовка в Толиных руках тихо кашлянула и толкнула в плечо, а пулемётчик беззвучно осел на полку под башней, чуть брызнув фонтанчиком крови на броню. Пока это вряд ли даже кто-то заметил, так что стоило поспешить – Анатолий тут же перенёс прицел на грузовик, ещё два толчка в плечо, и прислуга около рогатки ЗСУ свалилась на дно кузова.

А на площади к палачу с пистолетом притащили очередного пленного. Расстреливал их, видимо, командир, собственноручно, так сказать, расправляясь с пленными сепарами, как нацики называли республиканцев. Рубленное словно топором лицо не излучало совершенно никаких эмоций: седые волосы торчали длинными прядями из-под чёрного, как и вся форма, берета с той же самой руной и трезубом на околыше, показывавшем звание – оберштабспастер. Несколько фигур в чёрном выволокли женщину из толпы пленных и, выкручивая руки и срывая на ходу одежду, потащили в полуразбитый дом. Оставшихся пленных конвоиры, видимо ради профилактики возражений, принялись бить прикладами и колоть штык-ножами. Убивать никого не стали, видимо оставив для развлечения своему командиру. Все их захватчиков и само их деловитое поведение говорили только об одном: ничего личного, просто работа. Да и не люди вы, пленные, а просто сопротивляющаяся помеха на пути у нашей нации.

Прицел лёг перекрестьем прямо на чёрный берет, и палец плавно нажал на курок. Выстрел и в этот раз достал палача, и тот повалился на окровавленную его жертвами землю – добавив в этот раз и свою кровь. Притащившие очередного пленного каратели ошарашенно уставились на повалившегося предводителя, и в этот момент вдруг неожиданно взорвалась БМП, стоявшая за испятнанной снарядными пробоинами стеной, вызвав недоумение у капитана, уже прицелившегося в очередного карателя.

Боекомплект в БМП взорвался так сильно, что у неё башню сорвало и словно пушинку забросило на стоявший невдалеке КамАЗ, проломив крышу кабины и смяв ЗСУ с уже мёртвым расчётом. Сам низкий, широкий и острый корпус боевой машины пехоты зачадил чёрным дымом и дохнул пламенем из всех щелей. От этого взрыва досталось и стоявшим возле грузовика карателям. Несколько повалились словно куклы, остальные же бросились врассыпную – вот чего-чего, а стойкости им никогда не хватало. Воевать со слабо вооружённым ополчением, грабить, насиловать и расстреливать пленных – это всегда пожалуйста, но всерьёз с настоящим упёртым противником, на равных – кишка была тонка.

Четверо бросились прямиком к сиротливо стоявшему БТР с мёртвым дозорным, развалившимся, словно уснувшим у башни с другой, не видимой ими стороны. Но каратели не пробежали и двух десятков шагов, как повалились один за другим на иссушенную землю. Последним упал самый прыткий, оказавшийся всего в метре от спасительно раскрытого люка. Гильзы из винтовки Анатолия, скатились по иссушенной земле.

Вокруг всё взорвалось от начавшейся перестрелки. К выстрелам пушек с оставшейся брони карателей присоединился ровный перестук тяжёлых пулемётов и трескотня стрелкового оружия. Ухнула где-то неподалёку танковая пушка, разворотив один из пытавшихся огрызаться огнём БТР. Очереди из КПВТ стали прошибать насквозь стены, выискивая затаившиеся чёрные фигурки, пытавшиеся оборонятся от внезапного нападения.

Очередная очередь из КПВТ прошила корпус одного из размалёванных цифровым камуфляжем БТР с такой силой, что тот закачался на рессорах, а из бронированного борта фонтанами вышибло снопы искр, как от электросварки. Три фигуры в чёрном разом повалились на траву, забрызгав кровью и внутренностями бока изрешечённой машины, а остальные бросились наутёк. Вот только бежать было поздно, да и некуда.

Вторая «семёрка» ловко прикрылась корпусом горящей БМП, а уцелевшие эсэсовцы перебежками начали подтягиваться к машине. Анатолий навёл на них прицел.

Все в новых чёрных арамидных шлемах. Сначала показалось, что таких же, как и у имперской лёгкой инфантерии, но нет. У этих явно другое производство – по форме он, вроде, с бритских островов, а имперский вообще ни на какой не похож. Чёрная разгрузка штурмового типа, с принайтованными сзади рюкзаками-двухдневками. Карманы под шесть автоматных магазинов, кобура на животе. Карман для рации, ну и прочее. Для штурма разгрузка, для захвата, а не для долгого боя. Да ещё и чёрная в такое-то пекло. Даже невозможно приблизительно понять, для чего, с какой мазохистской целью они их на себя напялили. Наверное, просто для тупого подражания, как символы СС, вольфхагены и тому подобное. Как их после этого понять?! Правда, таких и не стоит понимать – просто нужно точнее целиться. Каратели-бандеровцы – не люди, и понять их уже никто и не пытается, как когда-то. Просто молча действуют и искореняют. Животная их дикость, суть этого тлетворного движения, вырвалась на волю – и поздно их перевоспитывать, да и недосуг уже.

Ещё один каратель пытался спрятаться в клубах дыма за бронёй и выскочить из атакованного селения. В очередной раз приклад боднул плечо, и очередной эсэс повалился в пыль и пепел возле сгоревшего дома. Пуля пробила навылет шлем и оставила на броне крадущегося в пелене дыма БТР красную кляксу. Впрочем, этот выстрел наконец выдал и его позицию – один из стоявших рядом с повалившимся словно сноп эсэсом что-то закричал, указывая в сторону холма, и почти сразу на Анатолия обрушился ответный огнь. От трухлявого бревна полетели щепки, и снайперу пришлось скатиться на дно высохшего ручья. Сверху несколько раз серьёзно грохнуло, забросав его, почти закопав, землёй и камнями из развороченного берега, служившего ему ещё пару секунд назад бруствером.

Где-то сверху грохнуло ещё раз, но уже в отдалении, и накал перестрелки стал спадать. Отряхнувшись, протерев засыпанные песком глаза, Анатолий, отбежав с полсотни метров дальше по руслу, вновь выглянул. С этого места было видно, что исправной брони эсэсов больше в селении не было. Та последняя «семёрка», рядом с которой он снял очередного эсэса и которая влепила из своей тридцатимиллиметровой скорострелки по его позиции, развалилась на неряшливые куски дымящейся брони с исковерканным кубом двигателя. Изломанные тела пытавшихся прорваться эсэсов валялись вокруг. Тут капитан заметил наконец-то и нападавших: десяток фигурок, экипированных в песчано-серый камуфляж, слаженно передвигались между развалин. Впереди крались легковооружённые пехотинцы, сзади их прикрывали обвешанные трубами гранатомётов товарищи. Где-то позади огрызалось редкими пушечными выстрелами и порыкивало движками и их прикрытие – танки. Несколько чёрных фигурок даже не успели выстрелить в ответ, изрешечённые сразу с нескольких ракурсов подошедшими незаметно штурмовыми группами. Раненых тут же добивали – жалости к ним нападавшие явно не питали. Оставшиеся эсэсы забаррикадировались в одном из домов в центре и яростно отстреливались.