Горячая свадьба - Владимир Григорьевич Колычев

вдвое справку об освобождении.

— Сопотов Борис Александрович, — вслух прочел Родион.

Восемьдесят второго года рождения, русский, холост, осужден в четырнадцатом году за разбой, на днях освободился, причем условно-досрочно.

— Ну, с утра Борисом был, — хмыкнул Сопотов.

— Справку в обложке носишь, чтобы не помялась?

— А что не так?

— Порядок во всем любишь?

— Ага, порядок. Если с Алевтиной моей спал, накажу. Порядок у меня такой, виноват — получи! И ничего не могу с собой поделать, — осклабился уголовник.

— Не спал я с твоей Альбиной.

— Но все равно мусор, — скривился Сопотов, забирая справку.

— Мусор под ногами валяется, — предостерегающе сказал Родион.

— А я на него еще и плевать хотел.

Сильный удар по ногам уложил уголовника на спину. Родион стоял, закрывая Сопотова от посторонних глаз из «Ситроена». И все же он укорил себя за несдержанность. Вдруг его сфотографировали в тот момент, когда он наносил удар, а Варшавин сейчас рад любому проколу с его стороны.

— Товарищ капитан, ну ты чего? — возмущенно протянула Алевтина, открывая калитку.

Она подала Сопотову руку, но тот, мотнув головой, отказался от ее помощи. И сам поднялся.

— Скажи еще что-нибудь! — Родион с мрачной насмешкой смотрел на него.

— У тебя там волына под рубашкой! — косо, исподлобья глянул на Фомина уголовник.

— Я тебя и без волыны успокою.

— Да я спокоен.

— Сразу бы так.

— Просто мусо… — Сопотов осекся, отказываясь от повторения пройденного. — А чего ты вообще здесь делаешь, начальник? И машин тут хренова туча… — Он глянул на «Паджеро», затем на «БМВ» и кивком указал в сторону «Ситроена».

Родион не оборачивался, но краем глаза отметил, что подозрительный внедорожник стоит на месте. Продолжал стоять и «Паджеро», и Гуляев не подкрадывался к нему. Как оказалось, он и не собирался убегать. Вышел вдруг на крыльцо и, угрожающе глянув на Сопотова, расправил плечи.

— Ты Борис? — громко, но заметно подрагивающим голосом спросил он.

— Это еще кто? — ошалело посмотрел на парня Сопотов.

— Так это… — Алевтина не знала, что ответить.

Зато Гуляев без всякого стеснения решил за нее, что следует сказать.

— Алевтина тебя не любит!

— Что-то не понял, ты что, сразу с двумя крутишь? — взвыл Сопотов.

— Да нет, капитан его ищет, — кивнув в сторону Семена, растерянно пробормотала женщина. — Он убегает, а участковый его ищет!

— Откуда убегает? Из дурдома? — оскалился Сопотов.

— Почти.

— Гуляев, давай в машину! — Родион решил, что пора заканчивать этот балаган.

— Это еще почему? — взвился Семен. — Алевтина свободная женщина.

— Ты не свободный мужчина! — усмехнулся Родион.

Сопотов — далеко не лучший представитель рода человеческого, но жить им с Алевтиной или нет, решать точно не Гуляеву. Тем более что Алевтина не протестует и не взывает о помощи. А Гуляева нужно увозить, а то потом придется выносить — вперед ногами. Характер у Сопотова дурной, он шутить не будет. Да и наемники Варшавина могли устроить кровавое шоу, Родион не мог сбрасывать их со счетов.

— Почему это я не свободный мужчина? — вскрикнул Семен.

— Потому что я тебя задерживаю. Давай в машину, и в участок, а то надену наручники!

— Нет! — Гуляев спрятал руки за спину.

— А и то верно! — Сопотов подошел вплотную к Семену, мягко положил руку ему на плечо. Взгляд коварный, улыбка иезуитская. — Посидим рядком, вмажем ладком, да, паря?… А ты поезжай, капитан, мы тут сами разберемся!

— Ты сам поезжай! — Гуляев как ужаленный отскочил от бывшего зэка.

— Куда ж я уеду от своей судьбы? — с улыбкой, но нехорошо посмотрел на него уголовник.

— Алевтина, вы гостя принимать собираетесь? — спросил Родион.

— Гостя?… Ах да, — с сожалением глянув на Гуляева, немного подавленно, но без особого насилия над собой сказала рыжая.

— Семен! — Родион снял с пояса наручники, звякнул ими.

— Это беспредел! — зыркнул на Фомина Гуляев.

— Я не шучу.

— Ну хорошо!

Семен как ошпаренный бросился к своей машине, сел, завел двигатель, сорвал ее с места, разворачиваясь, едва не снес угол забора.

Родион не торопился ехать за ним. Его интересовал «Ситроен», который оставался на месте. Видимо, сам по себе Гуляев никого не интересовал.

— Ну чего ты, капитан? — Сопотов кивком указал на клубы пыли, поднятые «Паджеро».

— Да, вот, жду, когда ты остынешь.

— Остывают в морге. — Сопотов хищно глянул на Алевтину.

— Да не было у нас ничего!.. Скажите, товарищ капитан! — запаниковала женщина.

— Говорю, — кивнул Родион. — Хоть пальцем к Алевтине прикоснешься, пеняй на себя.

— Сказал?

— А вечером подъеду. И если вдруг, закрою… У тебя условно-досрочное, не забывай. Обратно в зону пулей улетишь.

— Да понял я, — скривился Сопотов.

Не рвался он обратно в тюрьму, и угроза на него точно подействовала, но уезжал Родион с тяжелой душой. Не нравился ему «Ситроен», водитель которого и не думал ехать за Гуляевым.

Глава 17

От Семена тянуло вчерашним перегаром, но выглядел он так, как будто хмель совсем еще свежий. На Майю он смотрел смело и с вызовом. Так смотрят, когда собираются ехать на красный свет и назло маме.

— Ты где был?

Майя его вчера особо не пилила. Рану обработала, спать уложила, обедом накормила, даже слова ему не сказала, а он все равно ушел. Взял машину и умчался невесть куда, только его и видели. А сейчас вдруг явился, шальной, суматошный, таким Майя его еще никогда не видела.

— Красивая ты!

— Надо же! — хлопнула она в ладоши. — Поверить не могу!

— Но Алевтина лучше! — ошарашил жену Семен.

— Какая еще Алевтина?

— Она меня понимает… Она меня ценит!..

— Ну и катись к своей Алевтине!

— Нам нужно развестись!

— Собирайся, поехали! — От возмущения Майя дала петуха. Неужели Семен думает, что ей не хватит духа развестись?

— Да я-то уже собрался, ты давай!

— Легко!

Майя бросилась в свою комнату, переоделась, встала к зеркалу, взяла тюбик с тушью. От волнения рука дрогнула, кисточка мазнула веко. Расстроил ее Семен, очень расстроил. И вчера с бабой ночевал, и сегодня. Но ведь она сама во всем виновата: изо дня в день, неделю за неделей спускала на него собак. Вчера вроде бы остановилась, но Семен не поверил ей и ушел. По-настоящему ушел от нее. Повел себя как подлый, но мужик. Он уйдет, женится на какой-то сучке, а Майя останется у разбитого корыта, и все будут тыкать в нее пальцем.

К Семену она спускалась одетая и накрашенная, но уже ехать никуда не хотела. Сама бракоразводная процедура казалась ей унижением, не хотелось чувствовать себя оплеванной.

— Твоя Алевтина и ногтя моего не стоит! — заявила Майя.

— Ну, ты, конечно, красивей, — кивнул Семен, с не совсем здоровым