Сны над Танаисом - Сергей Анатольевич Смирнов

изумился китаец. - С какой стати мне все это войско? Всегда найдется умник с бурдюком собачьей мочи. Вылезти из тряпья и залезть в шелка нетрудно... От обратного превращения, господин, душа становится очень злой. Зачем мне злая душа? Лучше всю жизнь есть понемногу и спокойно ходить по всем дорогам.

Вошел стражник с глиняным сосудом и понуро замер на пороге.

- Если он, - жрец кивнул на неподвижного призрака, - ударит, что случится?

- Покажется, что стало очень больно, господин, - ехидно подмигнув, шепотом ответил китаец.

- Ударь его мечом, - повелел жрец стражнику.

Тот поставил сосуд на пол и с трудом поднял взгляд: видно было, что он напуган.

- Не медли. - В голосе верховного жреца послышалось раздражение.

Стражник вынул меч, пошатываясь, сделал два или три шага и, наконец пересилив себя, бросился на черного латника.

Колыхнулось пламя светильников, мелькнули тени, послышался удар, но - не железом о железо, а глухой, и - совсем в другом месте. В следующий миг стражника увидели в дальнем углу комнаты: он сидел у стены, бессильно вытянув ноги и обхватив голову, и тихо стонал. Его меч валялся в стороне.

- Крепкая голова. - Китаец уважительно цокнул языком. - И стены у вас крепкие.

Черный латник стоял теперь вполоборота к своему врагу, меч его был опущен.

- Облей его собачьей кровью! - громко повелел Первый иерарх.

Стражник, так и держась за голову, тяжело поднялся на ноги, долго искал свое оружие, путался в ножнах и наконец, испугавшись, что снова мешкает, кинулся к сосуду. Он расплескал алую жидкость по полу и, боясь подойти ближе, выплеснул все, сколько осталось, на истукана.

У жрецов снова помутилось в глазах, но стоило им моргнуть, как они увидели рассыпанную по полу, залитую кровью солому.

- Все убрать, - приказал Первый иерарх.

Он переглянулся с остальными жрецами и указал им на вход в соседнее помещение.

- Подожди нас здесь, - из-за плеча бросил он китайцу.

Жрецы недоумевали и к согласию не пришли. Решение принял сам Первый иерарх.

- Мы - не торговцы, чтобы бояться воров и держать свору соломенных псов. Мы - не поверженные и изгнанные цари, чтобы затевать войны чучел. Высочайший Серапис защитит нас. Мы не станем покупать твою солому, но искусство твое достойно восхищения - и мы щедро отблагодарим тебя за твои фокусы. Ты получишь двести денариев и сегодня же уйдешь из Города. Никто тебя здесь больше не должен видеть.

- Понимаю, господин, - китаец медленно склонился в поклоне. - Щедрость твоя неизмерима. Пусть ваши боги всегда слышат ваши молитвы... Я беден, господин, но я - царь своих кукол. В моей воле быть благодарным тебе. Я оставляю здесь одного хорошего воина. Пусть он служит тому, кто захочет быть ему господином.

Уходя, он оставил одну соломенную куклу. Он положил ее на пол подальше от светильника, в месте, где не могла появиться тень.

Куда потом делась эта фигурка? Кто-то говорил, что ее случайно сожгли... Кто говорил? Кто сжег?

"Вот и в памяти моей закрывают врата", - подумал старый жрец.

Он насторожился и поднял взгляд: темная, неясная фигура перед глазами обернулась смирно стоящим Скилом.

- Я все исполнил, отец.

- Теперь нужен сосуд с собачьей кровью.

"Страх догнал тебя, старый ворон", -

горько подумал жрец.

- С собачьей кровью? - изумился Скил.

- Придется повторить? - едва слышно произнес жрец.

- Прости, отец, - испуганно встрепенулся Скил. - Да покарает меня Высочайший.

- Прорицатель в Городе?

- Нет, отец. Меньше часа назад он был за стеной, у стойл Гитреза.

- Поторопись. Как только он войдет в Город, облейте его собачьей кровью.

- Исполню, отец.

Скил поспешил прочь от затаенного гнева "отца" фиаса. Он быстрым шагом, почти бегом, прошел Алтарную до Западных ворот и поднялся на башню. Человек в войлочной шапке оставался на месте.

- Ты не потерял его? - спросил Скил.

- Нет, но вот-вот потеряю, - ответил человек в войлочной шапке. - Он у дальней пристани. Там... - он вытянул вперед руку. - Левее лавки колесника. Видишь двух быков и повозку? Рядом... Вот садится на коня...

Скил сощурился, вглядываясь в сторону пристани: далекие предметы таяли в белесой, предвечерней дымке.

- Где?.. И быки не больше мух. - Скил завистливо усмехнулся. - Моему шакальему глазу далеко до твоего, ястребиного.

Эвмар коротко оглянулся в сторону Города.

"Новая голова отросла у Гидры", - подумал он, ощутив на себе еще один далекий, злобный взгляд.

Он тронул коня.

Тихая степь с густым полынным духом потянулась навстречу, и чем ниже опускались сумерки, тем сильнее он становился, будто не от земли, а с темнеющих высот сходил этот скорбный аромат.

Покой, самое редкое в жизни Эвмара, простерся вдруг в его душе, но, подобно тому, замерцавшему вдалеке тревожному огоньку, на свет которого он теперь держал путь, в глубине покоя мерцало тревожное чувство: разве может быть тепло душе эллина в варварской степи, разве может быть эллину покойно в ней, как дома?..

"О великий Аполлон, - тяжело вздохнул Эвмар. - Кто превратил Город в лесху перед входом в Аид?.. И он живет, и ему живется совсем неплохо... Кто осудит его душу?"

Огонек приближался, обозначив собой вершину пологого холма. И рядом с огнем Эвмар различил вскоре очертания вонзенного в землю огромного меча.

Словно холодный ветер, дохнул с холма навстречу страх: там, на вершине у огня, против сарматского меча, на треть воткнутого в землю, недвижно стояла Азелек. В длинных одеждах из светлых, железного оттенка кож, с руками, поднятыми ко лбу, и разведенными в стороны локтями, она сама напоминала своей фигурой сарматский меч. Ее волосы, крашенные алой охрой, казались у огня другим, кровавым пламенем.

Вкруг алтаря, на воловьих шкурах, опустившись ниц, застыли воины в катафрактах.

"Она заклинает демонов войны... Моя дочь поднимет оружие. - Эвмар с трудом унял прилив озноба. - Зачем суждено ей родиться не в Афинах?"

В стадии от кибиток, ожерельем окаймлявших алтарный холм, арабский конь из из стойл Гитреза, зафыркав, уперся на месте, словно почуял впереди хищников. Как ни бил его по бокам Эвмар, он лишь перебирал ногами и судорожно мотал головой.

От сарматского стана показался всадник и тихой рысью устремился навстречу.

- Багарат велел встретить тебя, - сказал он, подъехав. - Возьмешь ли меч, когда поднимется солнце?

- Нет, - ответил Эвмар. - Моя забота -