Дикий батальон - Вячеслав Миронов

— Ты согласен?

— Готов как пионер. Начинаем готовить людей в полный рост?

— Они готовы, надо только немного изменить штатную расстановку и вперед. Заре навстречу!

— Там на фронте ары быстро нашим кирдык сделают. Они, опять же, свои, христиане.

— Когда кишки на кулак будут мотать, им будет все равно, кто мы — христиане или мусульмане. Под горячую руку всех могут порубать в капусту. Придется драться против всех. Эх, надоела мне война!

— Разберемся, чего раньше времени голову морочить. Приедем — посмотрим. Идем умываться, да послушаем, что наши вертухаи хотят нам сказать.

— В Одессе говорят: «Я имею вам сказать».

— Забавно звучит. Послушаем, что они имеют нам сказать. Надеюсь, что это не будет предложение сексуального свойства.

— Тьфу, дурак, не порти аппетит. Они, вроде, нормальные, психически здоровые мужики.

— И физически тоже. Бока до сих пор болят.

— Утро начинается с сюрпризов. Лучшая новость — отсутствие всяких новостей.

39

Мы умылись и зашли в комнату к охране. Стол был уже накрыт. Деликатесов не было, но еда была добротная. Не из общей столовой. Домашняя еда. Она и пахла по особенному.

— Что, народ, рейд по продразверстке был удачный, или бакшиш принесли? — спросил я, усаживаясь перед большой тарелкой с хашем.

— Мы все купили в Гёран, а хаш сварил Магомед из первой роты, он раньше был поваром.

— Вот его надо ставить поваром, а не этого отравителя! Вкусно. Передай ему мое огромное «мерси»!

Некоторое время мы с Виктором наслаждались этим вкусным блюдом. Он был приготовлен, как положено. Всего было в меру. Наваристый, запашистый, густой, было и мяса достаточно, и свежей зелени, — она пошла вприкуску.

— Алик, Виктор, вы кушайте, а мы говорить будем, — подал голос Ахмед.

— Говори, говори, ты нам не мешаешь.

— А Витька слушает, да ест! — пробурчал Виктор с полным ртом.

— Вы настоящие киши, — начал Ахмед. — Вы не боитесь никого. Модаева чуть не убили. Если бы комбат приказал вас расстрелять, то мы бы убили. А вы побоялись.

— Погорячились, вот и недоделали работу. Поэтому эта скотинка еще немного поживет на свете, — я не мог понять, в какую сторону он клонит. Но разговор надо было поддержать, хотя бы из-за этого чудного завтрака.

— Вы хорошо учите людей воевать.

— Стараемся. Коньяк есть? А то такая закуска! — не выдержал Виктор. — И поближе к телу. Говори, чего хочешь.

— Не торопи его, Витя, ешь и слушай.

— Коньяк потом. Алик, Витя, послушайте…

— Погоди, Ахмед, ты по-русски говоришь почти без акцента, вот Вели больше молчит. Называй меня Олегом, а не Аликом. А то уж больно на сокращенное от алкоголика смахивает.

— Не сердись, я понял.

— Ну, говори, чего хотел.

— Вам удалось многое сделать в нашем батальоне. То дерьмо, что командует батальоном, и его начальник штаба до вас ничего не делали. И только вы заболели, они тоже ничего не делали. Попробовали провести учения по приказу Гусейнова, так чуть всех не погубили. Вели звонил Сурету в тот день, когда мы вас палками били, и все рассказал ему. Гусейнов очень ругался. Приказал нам, чтобы больше не допускали такого. Теперь подчиняемся лишь ему. Потом Сурет позвонил комбату и все повторил. Мы с Вели знаем, что вы злые на нас. За то, что били палками, но если били другие, то убили бы вас. Начальник штаба и мулла очень злые на вас. Они хотели, чтобы вас бил Али-мясник. Но вы бы не выжили. Али очень почитает муллу и по его приказу убьет любого.

— Ребята, а как же заповедь Корана: «Убей неверного и все твои грехи твои простятся». Или как там? — я не выдержал и прервал монолог Ахмеда.

— Мы не хотим вашей смерти. В этом батальона у Вели отец служит, а у меня брат — во втором.

— Ни фига себе! — Витька аж присвистнул от удивления. — Прямо как в индийском кино или в «Санта-Барбаре». Ни одной серии не смотрел, но бабы все уши прожужжали. Кто кому родственником приходится, и что они там делают. Ничего не понятно, но ужасно интересно.

— Витя, помолчи, давай дослушаем, — я прервал Виктора.

— Вы чему-то научили людей, наших родственников тоже научили. И постоянно говорили, что учите не воевать, а выживать. И что всех нас ждут дома живых и здоровых.

— Ну, и что?

— Мулла и все вокруг твердили, что нужно отдать жизнь за Аллаха, за землю предков. А вы говорили, что нужно жить.

— Кое-что понятно. Но вот ты, мил человек, объясни, почему Гусейнов держит комбата?

— Родственник у Нуриева в правительстве. Очень большой и уважаемый человек. На его деньги и содержится наш батальон.

— Уважаемый человек. Это сколько денег надо, чтобы всю эту ораву содержать?

— Много.

— Теперь понятно, почему комбату все его «шалости» с рук сходят. Ладно, мужики, приятно, что вы оценили по достоинству все наши заслуги. Нам самим эти войны не нравятся. Не наши это войны. Больших чиновников эти войны. Мы не испытываем никаких симпатий ни к вам, ни к армянам. Наслышаны, как и что творили и те и другие. У нас совершенно другая задача — уцелеть и вернуться домой, а вы здесь разбирайтесь между собой хоть до самого покоса. Но за теплые слова — спасибо. Хоть кто-то по достоинству оценил наши труды, — я закончил длинную тираду и хотел уже откинуться на спинку стула, но вспомнил, что спина болит, и не стал.

— Подожди, Алик, извини, Олег. Это еще не все.

— Слушаем тебя, слушаем, Ахмед.

— Говори, Вели.

— Завтра приедет Сурет, — начал Вели.

Говорил он с сильным акцентом, переставлял слова, поэтому смысл сказанного доходил до нас не сразу, но чувствовалось, что в этой паре он старший.

— Он будет говорить с вами, комбатом, муллой, со всеми людьми. Скоро на фронт.

— На фронт, говоришь, — я усмехнулся и посмотрел на Виктора, тот тоже улыбался.

— Мы убедились, что вы не просто офицеры, но и настоящие мужчины. И если вы пообещаете, что в оставшееся время научите весь батальон всему, чему знаете, и дадите слово пока не сбегать, то мы будем друзьями, и будем охранять ваши жизни как свои. Я все сказал. Что вы ответите?

— Вели, Ахмед, предложение заманчивое. Но раз уж вы с нами откровенны, так и я тоже буду в открытую. Я уже говорил, что наша цель вернуться к себе на Родину. У вас несколько иная. Всему что мы знаем, все равно не научим солдат. Нет времени. Пообещать, что не сбежим сейчас? Ну так побежим потом. Вот и давайте определимся здесь и сейчас, когда наступит это время «потом»? Когда мы будем уходить, а вы не будете нам стрелять в спину. Как вы думаете, когда оно наступит? Завтра, послезавтра или после победы? Последний вариант, говорю сразу, нас не устраивает.