Осколки межпланетных катастроф. Книга проклятых - Чарльз Форт

Но, как я уже говорил, наши данные не относятся к одному конкретному миру. Я очень напоминаю дикаря на далеком острове в океане, который в своих умозрениях предугадывает не конкретную страну, но лишь существование континентов со всеми их феноменами: городами, фабриками в городах, средствами сообщения…

Все, что дано знать такому дикарю, — это несколько судов, проходящих мимо острова обычными маршрутами с некоторой периодичностью. Тенденция его мысли будет обычной тенденцией к позитивизму — или полноте — или убеждение, что эти несколько постоянных судов представляют собой все. Теперь я воображаю некоего особенного дикаря, который заподозрит иное, потому что он весьма отсталый, у него бедное воображение и он нечувствителен к красоте общепринятых идеалов: он в отличие от других не поклоняется благочестиво почтенного вида деревянным столбам, а бессовестно тратит время на размышления, пока остальные патриотично охотятся на ведьм. Те, более возвышенные и благородные дикари, знают о существовании постоянных судов: знают, когда их ожидать; вычислили период их обращения; знают, когда можно наблюдать определенный корабль и затмение одного другим — и объяснили, что все отклонения происходят от атмосферных условий.

Умение объяснять — их сильная сторона.

Если вы читали что-нибудь о дикарях, то наверняка заметили, как они решительны в объяснениях.

Они скажут, что механизм движения основан на взаимном притяжении судов — выведя его из падения с пальмы некой мартышки — или, возможно, что судами движет воля дьявола — что-нибудь в этом роде.

Бури.

Обломки, не с этих судов, выброшенные волнами на остров. Пренебрегли.

Возможно ли думать что-то и одновременно думать что-то другое?

Я пребываю в том же состоянии ума, как дикарь, нашедший на берегу выброшенные штормом обломки пианино, и весло, сделанное менее искусно, чем сделал бы он сам: что-то легкое и летнее из Индии и шубу из России — или все науки, все расширяя область приближения, стремятся мыслить Индию в терминах острова в океане, а Россию интерпретировать в терминах Индии. Хотя я и стараюсь мыслить Россию и Индию в терминах широкого мира, я не могу считать, что это, то есть универсализация частного, есть мировая цель. Высший идеал принадлежит позитивисту, который стремится свести универсальное к частному, и находится в согласии с космической целью: дикарь супердогматик, твердо, без тени сомнения убежденный, что выброшенное на берег пианино — это ствол пальмы с отпечатками акульих зубов. Так, мы опасаемся за душу доктора Грэя, поскольку он не посвятил всю жизнь одному убеждению, что, будь то возможно или невероятно, тысячи рыб могут быть выплеснуты из одного ведра.

Так, к несчастью для себя, если спасение желательно, я смотрю широко, но не ищу оформленности, определенности или однородности. Если я говорю, что допускаю существование мира, состоящего в тайной связи с неким тайным обществом на этой земле, я говорю также, что допускаю и иные миры, пытающиеся установить связь со всеми обитателями этой земли. Я свожу свои допущения с имеющимися у меня данными. Предполагается, что это правильный, логичный и научный образ действий; но этот путь не ведет к форме, системе и организации. Затем я думаю, что допускаю иные миры и огромные сооружения, проходящие мимо нас на расстоянии несколько миль без малейшего желания вступить в общение, как грузовое судно минует множество островов, не отличая их друг от друга. Затем я, по-моему, имею данные об огромных сооружениях, которые часто являются на эту землю, опускаются в океане, погружаются в него на время и уходят — зачем? С уверенностью сказать не могу. Как объяснил бы эскимос, судно, выславшее команду на берег за углем, которого в достатке на берегах Арктики, хотя его применение неведомо туземцам, а затем уплывающее прочь, не обратив внимания на местных жителей?

Очень трудно объяснить, почему эти огромные сооружения не обращают на нас внимания.

Мы убеждены, что интересны.

Я допускаю, что, хотя обычно нас избегают, возможно из соображений морали, но иногда эта земля посещается гостями. Я полагаю, идея, что в историческую эпоху внеземные гости побывали в Китае, покажется, когда мы перейдем к данным, не более чем просто абсурдной.

Я допускаю, что условия в некоторых из иных миров очень сходны с условиями в нашем. Я думаю, что в других они сильно отличаются — так что пришельцы оттуда не могут здесь жить без искусственных приспособлений.

Как могли бы они дышать в нашем разреженном воздухе, если явились из мира с вязкой атмосферой?..

Маски.

Маски, которые находят в древних отложениях.

Чаще всего они из камня и считаются культовыми предметами дикарей…

Но маска, найденная в округе Салливан, Миссури, в 1879 году («American Antiquarian», 3-336).

Она сделана из серебра и железа.

Самое распроклятое в нашей сатурналии проклятых…

Потому что нет надежды отделаться от отлучения, доказывая, что мы прокляты грешниками, еще более черными, чем мы; и что прокляты те, кто признает себя проклятыми. Инерция и гипноз сильнее нас. Мы говорим это: тем самым мы признаем себя проклятыми. Единственный способ сокрушить то, что стоит против нас, — оказаться ближе к реальности. Разумеется, в целом мы довольно аморфны, но сейчас мы имеем в виду «индивидуальные» допущения. Широта есть свойство Универсальности или Реальности. Если наш синтез отвергает меньше данных, чем противостоящий ему синтез, каковой часто вовсе и не синтез, поскольку учитывает всего одно обстоятельство — менее широкий синтез растает перед нами, как призрак Гармония — свойство Универсального, под которым мы подразумеваем реальность. Если наше приближение к гармонизации частей идеи и всех сопутствующих обстоятельств выше, то противоречия бледнеют. Массивность — свойство реальности. Мы нагребаем и нагребаем, и наваливаем и наваливаем, и они шествуют уже толпами, сгрудившись в единую толщу и уплотняясь…

И все же даже перед этими полчищами нами правят инерция и гипноз.

Одно из наших распроклятых данных:

В «Scientific American» от 10 сентября 1910 года Чарльз Ф. Хольдер пишет: «Много лет назад в долине Якуи в Мексике упал странный камень, напоминающий метеорит, и сенсационная история о камне с человеческими письменами, упавшем на землю, облетела всю страну».

Ошеломляет в этой истории заверение мистера Хольдера, что камень действительно упал. Мне кажется, он наверняка хотел сказать, что камень упал со склона долины — но, как мы увидим, камень этот так заметен, что вряд ли мог оставаться неизвестным населению долины, если находился прежде на склоне над их головами. Возможно, это оговорка: следовало бы сказать, что сенсационная история о камне, якобы упавшем, и т. д.

О камне сообщил майор британской армии Фредерик Барием. Позже майор Барием вернулся к нему, и его сопровождал мистер Хольдер, стремившийся расшифровать надпись, если это окажется возможным.

«Камень представлял собой бурую местную породу, около восьми футов вдоль длинной оси, и на его восточной стороне, наклоненной под углом сорок пять градусов, имелась глубоко вырезанная надпись».