Двенадцать детей Парижа - Тим Уиллокс

Матиас, знавший юношу чуть дольше Паре, был удивлен этой вспышкой.

– Я не хотел обидеть тебя или твой великий и достойный народ, – примиряющее ответил Амбруаз. – Все произнесенное тобой – правда. Я молю Господа, чтобы Он послал на французский трон такого же мудрого правителя, как Сигизмунд, но надежда на это слаба, даже в отдаленном будущем. Просто дело в том, что виды на польский трон имеет мать Анжу, королева Екатерина, – она желает, чтобы правителем стал ее сын. Можете мне поверить, она убедит польских выборщиков отдать предпочтение именно ему. И Анжу послушается мать, независимо от своего отношения к Польше.

– А потом они опустошат польскую казну, так что там останется один мышиный помет, – заметил Тангейзер. – Имей я половину наглости Екатерины Медичи, то сам бы стал принцем. – Он обвел взглядом присутствующих, которые, впрочем, не разделяли его восхищения. – Но Анжу – испорченный мальчишка. Зачем полякам король, который одевается, как женщина?

– Именно этот вопрос хотели задать мои братья в Кракове, – вздохнул Юсти.

Хирург взял блюдо с теплым черным вином и окситратом и протянул иоанниту:

– Хватит политики. Намочите повязку, а я удалю все, что отравляет организм вашего сына.

Операция заняла у Паре не больше десяти минут. Он вскрыл рану и стал срезать омертвевшие ткани, пока не пошла кровь, после чего убрал остатки повязки и при помощи второго надреза извлек маленький свинцовый шарик, который протянул Тангейзеру.

– Выстрел из пистолета, – сказал тот.

– Согласен. В ране нет остатков набивки или ветоши, порохового ожога тоже не видно. Выстрел сзади с расстояния двадцати футов или больше.

– То есть стреляли в спину, хотели убить, – понял Матиас.

– Более чем вероятно.

Амбруаз продолжил работать молча. Скорость и решительность его действий поражали воображение. Орланду несколько раз пытался отдернуть руку – наверное, боль была очень сильной, – но так и не пришел в сознание. Тангейзер выразил опасение, что доза опиума была слишком велика. Паре согласился, однако старый хирург не прожил бы так долго, если бы давал волю сомнениям.

– Все, я его почистил, – сказал он, закончив работу. – Теперь его выздоровление в руках Господа.

Иоаннит достал пару золотых монет из надушенного лавандой кошелька – их глухому позвякиванию было трудно сопротивляться. Судя по весу, это были испанские двойные пистоли, или двойные дублоны, каждый из которых стоил двадцать ливров. Матиас не успел опустить обратно одну монету, а звон выдал их количество, и поэтому прятать вторую после этого было бы неприлично. Паре уже протянул руку, вопросительно вскинув бровь. Тангейзер с сожалением отдал ему целую унцию золота, подумав, что улыбка на лице хирурга, вероятно, была первой за два дня.

– Если не возражаете, я позову сюда своего человека, Стефано, который будет вас охранять, – сказал госпитальер. – Даю слово, что он не принимал участия в резне – если вам от этого станет легче. Хотя, вне всякого сомнения, принял бы, получи он такой приказ.

– Если вы доверяете ему своего сына, мне не на что жаловаться, – согласился Амбруаз.

– Юсти тоже останется. Как вы могли убедиться, он прекрасный компаньон.

– Я хочу с вами, сударь. – В глазах мальчика стояли слезы. – Вы дали слово. Вы убили трех моих братьев и обещали меня защитить!

– Твоих братьев все равно убили бы. И тебя вместе с ними. По крайней мере, они приняли смерть в честном бою, а не были зарезаны во сне, – пожал плечами Тангейзер.

Он почувствовал испытующий взгляд Паре. Престиж, который ему с таким трудом удалось заработать в глазах старого хирурга, таял под этим взглядом. Госпитальер смущенно кашлянул.

– Его братья вызвали меня на дуэль, – пояснил он с мрачным видом. – Это было глупо, и я сожалею, что поддался на их насмешки. Это не имело никакого отношения к религиозным различиям, по крайней мере с моей стороны.

– Да, – подтвердил Юсти. – Он убил бы любого.

– Знай я, что вы поляки, то, возможно, был бы к вам более снисходительным, – вздохнул иоаннит.

– Почему? Вы нас презираете?

– Нет, потому что люди с севера должны держаться вместе.

– Значит, мы будем вместе.

– Твои желания не играют никакой роли.

– Зато, надеюсь, мои играют, – вступил в разговор Паре. – Полагаю, моего авторитета достаточно для защиты пациента, пока я рядом. Но Юсти я защитить не смогу.

Тангейзер хотел возразить, что это дело Стефано, но не успел.

– Я не смог защитить Колиньи, – продолжил Амбруаз. – И видел слишком много убийств. Мне жаль.

Матиас поклонился. Хирург был прав. Если в Юсти узнают лютеранина, его присутствие поставит под угрозу жизнь Орланду. Нужно взять парня с собой.

– Господин Паре, я у вас в долгу, – сказал Матиас врачу.

– А я благодарю вас за то, что вы защитили Колиньи, – ответил тот.

– Месье? – не понял его рыцарь.

– Я видел вас из окна, – пояснил медик. – Вы остановили осквернение его тела.

– Со старым солдатом нельзя так обращаться, – пожал плечами Тангейзер. – Это значит, что у нашего мира нет достойного будущего.

– Единственное достойное будущее – воссоединение с Господом.

Матиас увидел, что свет на улице изменился – от индиго до бледно-фиолетового.

– Сегодня я рассчитываю воссоединиться с женой, – сказал он. – И прошу оказать мне еще одну, очень важную для меня услугу. Вы можете порекомендовать самую лучшую повитуху?

– Ваша жена ждет ребенка? – спросил Амбруаз. – Скоро?

– Да, хотя я не могу точно сказать когда.

– Тогда я рекомендую привести ее ко мне, и чем раньше, тем лучше.

– Вы примете роды?

– Это как раз тема моей следующей книги. Я умею то, чего не умеет ни одна повитуха.

– Вы просто сняли камень у меня с души.

– Вы знаете, что жена Колиньи тоже была в положении? Он хотел вместе с ней до родов покинуть Париж. Но…

Тангейзер не был уверен, что ему понравилось это сравнение. Оно было похоже на дурной знак. Но, решив не обращать внимания на предрассудки, он спросил адрес Паре, жившего на левом берегу Сены, и вышел.

Матиас спускался по лестнице мимо гвардейцев Коссана. Ноги скользили по загустевшей крови. Амбруаз Паре согласился принять ребенка Карлы! О лучшей награде нельзя было и мечтать. Хирург настолько сведущ в этом искусстве, что написал книгу. Книгу. Кто в мире еще способен на такое? Кому в голову могла прийти подобная мысль? Иоаннита потрясал сам факт, что сведениями о родах можно заполнить целую книгу. А Паре знает о родах все. Может, в этом и состоял тайный смысл безрассудного путешествия Карлы в Париж? Дурные предзнаменования сменились благоприятными, и Тангейзеру стало легче. Он решил, что должен сохранять оптимизм.