Исчезающий гном - Джеймс Блэйлок

Джонатан молча кивнул, горюя о судьбе кока, но чувствуя облегчение оттого, что на доске не лежал кто-нибудь из его товарищей.

– Гнусные, грязные пожиратели падали, – буркнул Квимби, глядя в огонь.

– Это ваши слова, – вставил Джонатан.

– Жалкие ничтожества.

– Давайте утром сожжем их амбар, – предложил Джонатан.

– Что?! – в ужасе вскричал Квимби.

– Научим этих людей хорошим манерам. Покажем им, что случается, когда они так обращаются с достойными людьми.

Квимби, широко раскрыв глаза, постучал костяшками пальцев по лбу:

– Мы не можем этого сделать. Я портной, галантерейщик. У меня есть репутация!

– Вы дали им свою карточку? – спросил Джонатан и взглянул на него, прищурившись.

– Да, по правде говоря, дал.

– Тогда это бесполезно. – Джонатан казался разочарованным. – Мы не можем сжечь их жилье. Они знают, кто вы.

– Вот и я это говорю, – объяснил Квимби. – Даже не думайте об этом. Просто забудьте.

– Уже забыл, – отозвался Джонатан. – Это была просто мимолетная мысль. Теперь я вижу, что это бесполезно.

Квимби, похоже, испытывал огромное облегчение. Он зевнул, и его зевок заразил Джонатана.

Он натолкал в плиту как можно больше дров, и они с Квимби нашли себе уютные места на охапках сена. Больше Джонатан ничего не видел и не слышал до тех пор, пока утром его не разбудил падающий в окно косой луч солнца. Джонатан разбудил господина Квимби и наполнил мешок остатками сыра, яблоками и еще несколькими кусочками окорока. Затем они с Квимби оставили на заднем крыльце золотую монету для своих хозяев и направились вниз по течению реки, в сторону Лэндсенда.

По дороге им не попадалось ничего, кроме редко стоящих ферм. В одном месте, на участке длиной миль десять, вдоль дороги тянулись леса и болота, заросшие буйной, пышной зеленью. Навстречу путникам проехали две телеги с сеном. В одиночку Джонатан проделал бы этот путь на несколько часов быстрее. Но он не мог оставить Квимби, который, к несчастью, не был создан для подобных прогулок.

Он неплохо держался где-то миль пять, но часам к десяти утра начал жаловаться на жару. На нем был довольно плотный твидовый костюм, без сомнения вполне уместный в приморском климате. Однако в глубине материка Квимби слегка взмок. В конце концов он снял пиджак и перекинул его через плечо.

– Обвяжите его вокруг пояса, – посоветовал Джонатан. Это предложение, похоже, пришлось Квимби не по душе, как если бы его инстинкт галантерейщика взбунтовался при мысли о том, чтобы завязывать узлы на рукавах.

– Лучше я просто его надену, – решил наконец он и вновь натянул на себя пиджак.

Джонатан заметил, что речная вода подействовала на часть одежды Квимби самым печальным образом. Пиджак казался, мягко выражаясь, довольно тесным. Его рукава доставали Квимби чуть ниже локтя. С брюками дело обстояло не намного лучше, однако они с самого начала были такого свободного покроя – все в складочках и очень широкие, – что и сейчас еще были достаточно просторными. Просто они стали примерно на фут короче, чем следовало, словно Квимби собрался половить устриц. При данных обстоятельствах Джонатану было трудно понять, почему Квимби так боится испортить этот костюм.

Вскоре Квимби начал потеть и, казалось, испытывал сильное неудобство. Джонатан настоял на том, чтобы отдохнуть, и Квимби согласился. Их отдых превратился в сорокаминутные поиски воды. Они отыскали в лесу хороший, чистый ручеек, но Квимби в процессе изысканий прошел, согнувшись, под сучковатой веткой, после чего на плечах его пиджака образовалась огромная прореха. Из-за тесноты пиджака ткань тут же поползла дальше, разрыв дошел до плечевого шва, после чего лопнула вся спина.

– Теперь он сидит как влитой, – прокомментировал Джонатан. – Поддерните рукава немного вниз, и ваша репутация будет в порядке. Только не поворачивайтесь ни к кому спиной.

Квимби, однако, не понял его шутливой интонации и подумал, что Джонатан говорит серьезно.

– Я его испортил! – вскричал он, стягивая с себя пиджак.

– Немножко ниток… – начал Джонатан, но Квимби был безутешен. Как галантерейщик, он с первого взгляда понял, что пиджак испорчен. Для него это было открытой книгой. Он бросил его в кусты.

– Подождите, – остановил его Джонатан, вытаскивая пиджак обратно. – Разорван он или нет, все же это лучше, чем ничего. В низовьях реки может стать немного прохладнее. Я понесу его часть пути.

Квимби поблагодарил его и, посидев некоторое время у ручья без пиджака, почувствовал себя немного освеженным. Они двинулись дальше уже где-то около полудня, однако не успели отойти далеко, как вдруг Джонатан осознал, что Квимби идет какой-то странной, переваливающейся походкой, ставя ноги криво. Выяснилось, что речная вода оказала на его туфли такое же воздействие, как на пиджак с брюками. В конце концов Квимби снял их и заковылял дальше в носках. Но на прибрежной дороге было столько камней, что не прошло и десяти минут, как стало ясно: это не выход.

– У меня был дядюшка, – сообщил Джонатан, – который растягивал туфли, насыпая в них пшеницу и наливая воду. Пшеница разбухает, и готово: туфли опять впору.

Квимби бросил на него взгляд, который, казалось, давал понять, что в Лэндсенде поступают по-другому, а затем попытался опять натянуть туфли, но эта задача была невыполнимой.

– Испорчены! – воскликнул Квимби.

– Неужели? – спросил Джонатан, останавливаясь в тени дуба.

– Абсолютно! – Квимби с отвращением швырнул туфлю на дорогу, а потом отвел руку назад, словно для того, чтобы забросить другую в лес, но Джонатан не дал ему этого сделать.

– Смотрите, – сказал он, вытаскивая из поясной сумки нож и начиная резать туфли. – Мы превратим их в пару сандалий.

Когда Джонатан закончил работу, у Квимби был немного неуверенный вид, точно идея насчет мокрой пшеницы внезапно показалась ему привлекательной. Однако он обнаружил, что туфли стали ему впору или почти такими, как надо, и это его вполне устраивало. Они с Джонатаном вновь отправились в путь, день уже клонился к вечеру.

На последние пять миль у них ушло почти столько же времени, сколько на первые пятнадцать. Они отдыхали не менее долго, чем двигались вперед, и когда солнце начало клониться к закату, а в поле их зрения так и не показалось ни одной деревни, Джонатан поклялся себе, что он в последний раз отправляется в поход с галантерейщиками. Он осознавал, разумеется, что поступает немного нечестно по отношению к галантерейщикам, так что вместо этого решения принял другое – он никогда не пойдет в поход с галантерейщиками в севшей от воды одежде.

Начинало походить на то, что им придется провести ночь в лесу. У Джонатана в мешке оставалось еще немного еды – достаточно сыра и окорока, чтобы он пожалел, что их так мало, и одно сморщенное яблоко. Если дело дойдет до ночлега у дороги, они оба будут испытывать значительные неудобства и голод. Обуви и одежде Джонатана удалось каким-то образом избежать той усадки, что претерпели вещи Квимби, возможно, потому, что одежда была ему великовата, когда он ее купил, и он, прежде чем надевать, пару раз простирнул ее в горячей воде, чтобы она села до нужного размера. Он всегда испытывал глубокое подозрение по отношению к такой стильной одежде, как у Квимби: она была чересчур непрочной. С таким же успехом ее можно было сделать из бумаги. Если им придется спать в лесу или у дороги, Квимби придется туго, и это здорово беспокоило Джонатана. Все силы Квимби ушли на то, чтобы преодолеть пятнадцать или восемнадцать миль от фермы. Ночевка на открытом воздухе будет для него погибелью. Джонатану придется всю ночь не спать и поддерживать огонь, просто чтобы согреться, – поддерживать огонь и прислушиваться к урчанию в своем желудке.