Никто, кроме тебя - Максим Гарин

Сделав вызов, Комбат поднялся, чтобы встретить машину внизу.

– Сиди, не волнуйся. Встретят их, проведут куда надо.

Двое знакомых людей “мюэллима” вошли через незапертую дверь и заняли в комнате заранее оговоренные места. Увидев у них в руках весомые “аргументы”, Комбат схватился за свою “пушку”, но тут же вспомнил, от кого она получена.

– Ты прав. Заклинит при первой попытке выстрелить. Я еще не был уверен, что ты врешь, но кое-что подозревал. Надень-ка сам, думаю у тебя получится, – Шаин кинул через стол новенькие блестящие наручники.

– Приближаться страшновато? – усмехнулся Комбат.

– Прежде чем соглашаться или отказываться, подумай о своем друге. Если я не позвоню через минуту, не отменю сеанс, его начнут дергать за руку – пока сердце у гаденыша не лопнет. Ты ведь знаешь, что бывает от повторного болевого шока.

Комбат вытащил оружие. Ничто не говорило о подвохе, и вес указывал на полную обойму.

– Ничего, пусть попробует, – успокоил своих людей “мюэллим”.

"Один раз в жизни стреляет и незаряженное ружье”, – вспомнил Рублев и нажал на всякий случай спусковой крючок. Заклинило, собака.

– Давай, звони, – он защелкнул браслет на одной руке.

– Только за спину заведи, пожалуйста, – напомнил Шаин. – Как положено. Я сегодня разговаривал с ответственными лицами из той самой команды. За полчаса до твоего звонка – так уж случилось. Никаких Ворон они не знают. Или по крайней мере сделали вид, что не знают.

Комбат мог бы уцепиться за оговорку, но ему расхотелось играть в эти игры.

– Если б ты действительно был тем, за кого себя выдаешь, ты не стал бы заниматься каким-то сопливым мудаком, – продолжал человек с пегой шевелюрой. – У людей оттуда шоры на глазах – как у лошади, чтобы не отвлекалась. И еще: они никогда не возьмут оружие из чужих рук. Честно сказать, я не поверил, когда услышал твой голос из коридора. После дешевого спектакля актер второй раз не выходит на ту же сцену.

"И все-таки ты мне поверил в первый момент, – подумал Комбат. – Процентов на девяносто поверил”.

– А парня мы свозим куда надо, подлечим, – закончил Шаин-мюэллим. – Он мне должен подробнее рассказать обо всех дырках в моей крепости. Мало ли кто еще на что позарится?

* * *

"Да уж, разогнался с утра, – подумал Рублев. – Набрал обороты”.

Его затолкали в подвальное помещение, только попросторнее. Здесь он не так давно демонстрировал по просьбе Шаина свою меткость – остались следы на стенке.

Прохладнее, чем в самом лучшем номере с кондиционером. Ни одного, даже самого малого проема для солнца, хорошо хоть лампочка светит с потолка. В углу куча пустых коробок из гофрированного картона – больше достопримечательностей никаких. Правда, есть еще трубы, горизонтально идущие по стене, несколько труб разного диаметра.

Зачем нужны в гостинице обширные подвалы? Почему бы и нет? Летом здесь прохладно, зимой достаточно сухо. Значит можно хранить кое-какие продукты, напитки, которые дешевле закупать оптом, большими партиями.

"Правильно ли ты поступил вернувшись? Мертвые могут подождать, а живые нет? Но сколько этих живых, сколько тех, кого тычут мордой в грязь, пинают ногами, сношают во все дырки? Их не надо специально разыскивать и нет нужды уезжать из России, чтобы навидаться такого досыта.

Ворона ведь поплатился отчасти за дело – слишком большой кусок хватанул. Симпатичный он парень, но это не должно было перевесить память о соратнике. Не убьет ведь Ворону Шаин, прищучит хорошенько и выпустит. А ты себе нагадил здорово”.

Шло время. Часы у Комбата забрали и теперь оставалось ориентироваться по внутренним, грубым. Дело близилось к ночи. Никто не соизволил занести никакой жрачки, даже куска хлеба. Спать тоже, по всей видимости, придется на голом цементном полу.

В памяти всплыло другое лицо. Ворона хотя бы сам нарвался, а вот ее втянул именно ты. Если Шаин перестал тебе верить, то теперь не верит уже всему – и заверениям, что у тебя нет ничего общего с Космачевой. Завтра-послезавтра перейдешь ему дорогу, обязательно вспомнит о “родственнице”, сорвет на ней злость.

Проснувшись, Рублев не мог понять, сколько времени прошло на самом деле. Вырубился он только на час-другой или, наоборот, проспал гораздо больше, чем обычно? После голодных суток уже и под ложечкой не сосало. Одним словом, внутренние часы сбились окончательно.

Вчера на стук кулаками в стальную дверь никто не ответил. Пришлось справить нужду в углу. Хорошо хоть “камера” большая, есть куда отодвинуться от собственного дерьма. Но все равно приятного мало.

Он пнул ногой в дверь:

– Куда все подевались, черт бы вас побрал?!

Как там Ворона? Вернули ли его снова в подвал? Сидя здесь, трудно строить какие-то планы. Тихо, как в могиле. Стены из фундаментных блоков, их даже отбойный молоток с трудом берет. Трубы заделаны аккуратно, пропущены через гильзы. Потолок – железобетонные перекрытия, дверь из толстого стального листа. Да еще наручники, суки, не сняли – руки совсем затекли. Прошло еще достаточно времени, прежде чем Комбат расслышал шаги, приближающиеся к двери.

Сообщение московского информатора можно было сравнить с укусом насекомого. Время от времени он начинал зудеть, напоминая о себе. На вторые сутки после получения известия Бурмистров решил предпринять кое-какие шаги, тем более, что выдалось окно в работе. Боевого инстинкта у него никогда не было, но охотничьим он обладал в полной мере. Если бы как в прошлый раз с той тройкой спецназовцев – все подготовить, не вставая из-за стола. А там пусть рвут на куски те, кому положено, он удовлетворится фотоснимками крупным планом.

Сейчас так не выйдет, одиночку всегда сложнее вычислить. Собравшись в дорогу, Бурмистров взял водителем самого замкнутого и молчаливого из рядовых боевиков – Багауддина. У того погибли двое братьев: один в первую чеченскую, другой – во вторую. Бледный, рыжебородый Багауддин редко подавал голос. Он тяготился пребыванием в тылу. При малейшей возможности ему давали выпустить пар – так, например, он участвовал в недавней ликвидации спецназовской тройки возле Насосной.

С ним спокойнее – мало ли что может приключиться в дороге. Бумаги у Бурмистрова в порядке, по документам он сотрудник крупной российской нефтяной компании, участвующей в разработке каспийских месторождений. Но длительное пребывание в четырех стенах, у компьютера, постепенно лишает уверенности при выходе в открытое пространство.

Выехав на трассу, Багауддин помчался на бешеной скорости – стрелка спидометра зашкалила за сто. Оба молчали и поэтому одновременно расслышали в небе далекий стрекот. Переглянулись. Наверное, “Гидж-Иван”, как прозвали его азербайджанцы.

Силуэт вертолета показался впереди, но его трудно было разглядеть как следует из-за слепящего сияния солнца, раскалившего добела добрую половину небосвода. По крайней мере это определенно “МИ-24”, его характерно вытянутый силуэт с чуть заваленным вниз носом. Багауддин напрягся – именно после залпа из такой машины погиб его старший брат.