1905 год. Прелюдия катастрофы - Алексей Щербаков

Однажды вечером пришедшие с наблюдения филеры доложили, что в квартиру наблюдаемого политехника проведен был с каким‑то свертком, по — видимому, студент, которого затем потеряли, что сам политехник много ходил по городу и, зайдя под вечер в один из аптекарских магазинов, вынес оттуда довольно большой пакет чего‑то. С ним он отправился домой, прокрутив предварительно по улицам, где ему совершенно не надо было идти. Пакет он нес свободно, точно сахар. В ворота к себе он зашел не оглядываясь, но минут через пять вышел без шапки и долго стоял куря, видимо проверяя. Уйдя затем к себе, политехник снова вышел и снова проверил, нет ли чего подозрительного. Но кроме дремавшего извозчика да лотошника со спичками и папиросами, никого видно не было. Их‑то он и не узнал. Эти данные были очень серьезны, политехник конспирировал больше, чем когда‑либо.

Он очень нервничал. Его покупка в аптеке и усиленное заметание затем следа наводили на размышление. Затем он два раза выходил проверять. Значит, он боится чего‑то, значит, у него происходит что‑то особенно важное, не как всегда. Переспросили филеров и они признали, что есть что‑то особенно "деловое" в поведении политехника. Извозчик, который водил его целый день, особенно настаивал на этом.

Стали думать, не обыскать ли. Как бы не пропустить момента, как бы не вышло Москвы. Какой‑то внутренний голос подсказывал, что пора. Мы решили произвести обыск немедленно.

Наскоро наметили для замаскировки еще несколько обысков у известных эсеров. Я съездил к прокурору, к губернатору, взял ордера. Приготовили наряды, приготовлен и слесарь, может пригодиться.

Часа через два наряд полиции с нашим офицером бесшумно проник во двор, где жил политехник. Офицер запутался несколько во входах, так что пришлось обратиться к дворнику. Заняли выходы.

Офицер стучится в дверь политехника — молчание. Стук повторяется — опять молчание. Отдается приказ работать слесарю. Раз, два, здоровый напор — и дверь вскрыта мгновенно. Наряд быстро проникает в комнату.

Кинувшийся навстречу с парабеллумом в руке белокурый студент без пиджака сбит с ног бросившимся ему в ноги филером. Он обезоружен, его держат. Два заряженных парабеллума переданы офицеру. Начался обыск.

В комнате настоящая лаборатория. На столе горит спиртовка, на ней разогревается парафин. Лежат стеклянные трубочки, пробирки, склянки с какими‑то жидкостями, пузырек из‑под духов и в нем залитая водой гремучая ртуть, аптечные весы. Тут же железные, правильной формы коробки двух величин и деревянные болванки для штамповки их. Чертежи снарядов. Офицер осторожно потушил спиртовку. Рядом на кровати аккуратно разложены тремя кучками: желтый порошок пикриновой кислоты, железные стружки, гвозди и еще какое‑то сыпучее вещество.

При тщательном осмотре, подтвержденном затем вызванным из Петербурга экспертом военно — артиллерийской академии, оказалось, что у политехника было обнаружено все необходимое для сборки трех разрывных снарядов очень большой мощности. Каждый снаряд состоял из двух жестяных, вкладывавшихся одна в другую коробок, между которыми оставался зазор в полдюйма.

Коробки закрывались задвижными крышечками. Внутренняя коробка наполнялась порошком пикриновой кислоты с прибавкой еще чего‑то. В нее вставляли детонатор в виде стеклянной трубочки, наполненной кислотой. На трубочку надевался грузик — железная гайка. Свободное место между стенками коробок заполнялось железными стружками и гвоздями. Снаружи снаряд представляет плоскую коробку, объемом в фунта полтора — два чаю.

При ударе снаряда обо что‑либо, грузик ломал трубочку, и находившаяся в ней кислота, действуя на гремучую ртуть и начинку малой коробки, давала взрыв. Железные стружки и гвозди действовали как картечь. Политехник был застигнут за сборкой снаряда; он уже успел залить парафином два детонатора и работал над третьим. Пикриновая кислота оказалась тем препаратом, который он купил вечером в аптечном складе.

Не явись мы на обыск той ночью, снаряды были бы заряжены и вынесены из лаборатории. Судьба!

Хозяином лаборатории оказался студент Киевского политехнического института, член местной организации партии социалистов- революционеров Скляренко.

Система снарядов, их состав, все содержимое лаборатории указывало на серьезную постановку предприятия. Ясно было, что это не является делом местного комитета. И как только департамент полиции получил нашу телеграмму об аресте лаборатории, он немедленно прислал к нам Медникова.

Зная хорошо последнего, я был удивлен той тревоге, с которой он рассматривал все найденное по обыску. Он был какой‑то странный, очень сдержанно относился к нашему успеху и как будто чего‑то боялся и чего‑то недоговаривал.

Та лаборатория была поставлена в Киеве не без участия Азефа. Дело это было вынесено на суд, и Скляренко был присужден к нескольким годам каторжных работ».

Снаряжение этих взрывных устройств являлось чрезвычайно опасным делом. Одно неверное движение рук — и всё взлетало на воздух. Транспортировать такую штуку тоже было занятием непростым. Так что бомбы снаряжались в последний момент, непосредственно перед «акцией».

Еще одним нововведением Азефа стало то, что он перенял от полиции методы наружного наблюдения. Самым эффективным было использовать в качестве наблюдателей извозчиков. Но это жандармам просто — у них в кармане лежал служебный жетон[43], который снимал все вопросы у какого‑нибудь особо бдительного городового. Революционерам было сложнее.

Дело в том, что извозчики являлись особым, замкнутым мирком. Обитали они в особых «извозчичьих дворах» — нечто вроде общежитий плюс конюшня. И иначе никак, хотя никаких законных ограничений не было — лошадь ведь не автомобиль, ее во дворе на ночь не оставишь. А в каждом таком извозчичьем дворе имелся дворник… То есть мало прикинуться извозчиком, необходимо им стать. Жандармы полагали, что интеллигенты — революционеры на это не способны — и, как оказалось, напрасно. Среди террористов уже имелись и рабочие. Например, бывший рабочий Иван Каляев устроился «водителем кобылы» и отлично вписался в образ. Его на извозчичьем дворе никто не заподозрил.

Первой жертвой был намечен министр внутренних дел Плеве. Нет смысла подробно описывать охоту террористов на министра. Это сделали участники событий — а уж Борис Савинков писал всяко не хуже меня. После ряда неудачных попыток 15 июля 1904 года Плеве был убит возле Варшавского вокзала.

«Резво несли в то утро кони карету с министром по Измайловскому проспекту по направлению к вокзалу. Он ехал в Петергоф с всеподданнейшим докладом государю. Сзади насилу поспевала одиночка с чинами охраны. Сбоку катили велосипедисты охранки. Вытягивалась полиция, шарахались извозчики, оглядывалась публика.

А навстречу министру, один за другим, с интервалами спокойно шли с бомбами направленные Савинковым трое боевиков. Недалеко от моста через Обводный канал наперерез карете свернул с тротуара некто в железнодорожной форме со свертком под мышкой. Он у кареты. Он видит пристальный угадывающий судьбу взгляд министра. Взмах руки — сверток летит в карету, раздается взрыв.