Время моей жизни - Сесилия Ахерн

— Они и так меня знают.

— Ты сама себя плохо знаешь, а они и подавно.

— Да ты философ.

Я взяла сумочку.

— Ты куда?

— Домой.

— Но мы же только пришли.

— Она не хочет, чтобы я осталась.

— Она ничего такого не сказала.

— А ей и не надо говорить.

— Ну так предоставь ей самой решать.

— Как?

— Останься. Ты никогда еще так не поступала.

— И что мне делать, если я останусь?

Он задрал бровь.

— Танцевать.

— Я не желаю с тобой танцевать.

— Глупости, давай. — Он встал и схватил меня за руки. Я пыталась высвободиться, но он оказался неожиданно сильным.

— Я не танцую, — упорствовала я.

— Неправда. Раньше ты всегда танцевала с Блейком. Вы с ним даже два года подряд побеждали на конкурсе «Грязные танцы».

— А теперь не танцую. И вообще, на площадке никого нет, мы будем выглядеть, как два кретина. Все у меня хорошо, не хватает только грязные танцы со своей Жизнью танцевать.

— Не обращай ни на кого внимания. Танцуй себе, и все. И они не будут на нас смотреть.

Но они, конечно, смотрели. И Мелани тоже наблюдала за нами, стоя в полумраке у дверей. Значит, она не так безумно злится на меня? Мне показалось, что у меня с души сняли тяжкий груз. Какое счастье, что теперь мне не надо притворяться перед ней.

Жизнь танцевал как Траволта в «Криминальном чтиве» и как пьяный дядюшка на разудалой свадьбе, но он был счастлив, и я невольно повеселела. И выдала нечто а-ля Ума Турман, и танцевала так, словно никто на нас не смотрит, и мы последние ушли с площадки и из клуба.

Он проявил настойчивость и добился своего. Жизнь всегда добивается своего, когда знает, чего хочет.

Расскажи о своем папе, — попросил Жизнь.

Мы пили кофе на скамейке в парке и наблюдали за Мистером Пэном, который охотился на бабочек и только что не плясал от радости. Я со стыдом подумала, что последний раз он видел траву разве что на подошвах моих ботинок.

— Во-первых, он не папа, — поправила я, — а отец. Он очень четко дал это понять, когда мы еще только говорить учились. А во-вторых, и рассказывать особо нечего.

— Вот как?

— Вот так.

Жизнь придвинулся к пожилой даме, которая сидела рядом с нами на скамейке.

— Прошу прощения. Знаете, бойфренд этой девушки бросил ее, но они решили всем говорить, будто все было наоборот.

— Да? — Дама смутилась, очевидно, решив, что должна бы знать, о чем идет речь, но вот отчего-то не знает.

— Ну зачем же ты это делаешь? — возмутилась я.

— Ты врешь, я говорю правду, — изрек он свою любимую мантру.

— Я не вру, мне правда особо нечего рассказать об отце.

— Люси, тебе не приходило в голову, что я здесь не просто так? И что, как только я завершу свое исследование, выяснив, что же с тобой не в порядке, я уйду, исчезну из твоей жизни. — Он хмыкнул. — Ты от меня избавишься, вообрази себе только это счастье. Поэтому сотрудничать со мной — целиком и полностью в твоих интересах. И когда я тебя о чем-то спрашиваю, старайся отвечать честно и подробно, даже если тебе кажется, что говорить тут не о чем.

— Исследование, говоришь. И что ты надеешься найти?

— Не знаю, это диагностическая хирургия. Мне надо изучить все органы, чтобы установить, в чем проблема.

— М-м. Ты эндоскоп в моей заднице.

Он поморщился.

— Опять ты со своими метафорами.

Мы улыбнулись.

— Помнится, ты назвала отца претенциозным человеком, которому пора «оставить высокомерный тон». Стало быть, есть о чем говорить.

— Ты ошибся. Я назвала его «претенциозным засранцем».

— Хорошо, это был парафраз.

— Мы никогда не были близки. Но раньше нам удавалось соблюдать вежливость и пусть с трудом, но терпеть друг друга. Теперь время вежливости прошло. И коль скоро ты здесь, чтобы решить проблему моих отношений с отцом, мы можем поставить точку прямо сейчас. Если бы я хотела заслужить его одобрение, мне пришлось бы стать совсем другим человеком — преуспевающим, уважаемым, социально, я бы сказала, значимым. Как видишь, я им не стала. Ему даже не удалось достать меня настолько, чтобы я хоть в своей области добилась успеха. Так что это будет пустая трата времени.

— Все верно. Ты — его неудачный проект. Не оправдала ты, Люси, надежд отца.

Мы оба рассмеялись.

— Понимаешь, я ему не нравлюсь, — спокойно сказала я. — Все просто, без затей, никаких тут не надо выискивать глубинных смыслов. Не нравлюсь, и все.

— Почему ты так думаешь?

— Он сам мне сказал.

— Нет, он этого не говорил.

— Что ты споришь, ты знаешь, что говорил. Когда меня уволили с предыдущей работы, это стало последней каплей, что, впрочем, весьма странно, ибо до того у меня все было очень неплохо, и логичнее было бы назвать это первой каплей. Тем более, ему я сказала, что ушла сама, потому что не согласна с тем, как компания относится к проблемам корпоративной ответственности. Мы с отцом поругались, я заявила, что он меня ненавидит, а он ответил, цитирую: «Люси, я тебя не ненавижу, но ты мне не слишком нравишься». Конец цитаты. Так что это не моя паранойя. Хочешь, посмотри в своем компе.

— Я уверен, он сказал это под влиянием минуты.

— Точно. И эта минута никак не кончится, мы и сейчас в ней.

— А почему все-таки тебя уволили?

Ну, наконец мы и до этого добрались.

Я вздохнула.

— Ты знаешь, что такое КСО?

Он нахмурился и покачал головой.

— КСО, то есть корпоративная социальная ответственность, чтоб ты знал, это концепция деловой этики. Действия корпорации должны соответствовать целям и ценностям общества. Стоит на трех китах: потребитель, природа, прибыль. Принимая деловое решение, учитывай интересы общества и не навреди экологии. Идея в том, что компания добьется большей выгоды, если не будет руководствоваться только сиюминутными интересами, а прикинет, как оно обернется в перспективе. Некоторые с этим спорят, говорят, что это противоречит экономической сути бизнеса. — Я отхлебнула кофе. — Я сторонница первого подхода. А корпорация, где я работала, беспокоилась в основном о третьем ките, на двух других ей было наплевать. Я с этим не могла согласиться.

— И что же произошло? Ты получила записку в пластиковой бутылке?

— Нет. Не стану вдаваться в подробности, но я не скрывала свои взгляды от руководства, и в итоге от меня потихоньку избавились.