Я уже барон - Сириус Дрейк

Глава 20

Сижу за решеткой, в темнице…

Воспитательная беседа с моим сокамерником затянулась на добрые пару часов. Он был упертый калач, что делало его страдания значительно длиннее.

Странный тип. С каждым разом все больше угроз, как будто я его семью и друзей вырезал.

Мужик оказался с головой, и стоило ему прийти в себя после очередного пенделя, он пытался изобразить что-то новое. То подождет, пока я отвернусь, то отвлечет внимание, то попытается набросить мне на голову простыню. И подобных экспериментов было много.

В какой-то момент мне это все изрядно надоело.

— Мужик, может, прекратишь? — сказал я в очередной раз хватая его за ногу и делая подсечку. — Оно того не стоит…

— Ты до утра будешь на коленях ползать и делать все, что я скажу! — прошипел он, весь в поту, запыхавшийся. Очки давно куда-то делись, а вся одежда была изорвана и в крови.

— А ты упертый, мужик! — Уж не знаю, что ему там наобещали, но он реально был готов рискнуть жизнью, чтобы меня унизить.

После очередной безуспешной попытки я решил дать ему немного отдохнуть, приложив чуть посильнее об стол. Трофим потерял сознание и свалился мордой в пол.

— Вот и чудно! — отряхивая руки, я упал на кровать. — Какие там следаки, выдумщик…

— Можем поспать, — сказала Лора. — Он все равно оклемается к утру, а если решит чего выкинуть ночью, Болванчик бдит.

Смотря на тело распластавшееся прямо на полу, мне даже стало немного жаль этого идиота. Что поделать? Не такой я, чтобы злорадствовать! Положил его на кровать в той позе, в которой он лежал до моего прихода.

Как ни странно, до утра он даже не пошевелился. В семь часов в камеру вошли пара вертухаев.

— Ну как, ваше благородие, провели ночку? — усмехнулся один, но по мере того, как он осматривал камеру, ухмылка слетела с лица.

Мой сокамерник тихо сидел на нарах в то время, как я попивал чай, который Болванчик успел утром утянуть из кабинета охраны. Чай был дрянь, но какой есть. Одним пакетиком я поделился с Трофимом.

Когда мужик понял, что со мной ему не сладить, мигом сбросил свою дурь и стал даже адекватным. Он был местным воспитателем мелкой знати. К нему подселяли особо наглых и буйных ребят, которых он ставил на место. Без жестких издевательств, но пару зубов иногда приходилось выбивать. Делал он это не по собственной воле. Какой-то скучающий аристократик из студенчества оклеветал его и сунул за решетку. Мол, тот поспорил с друзьями, что смогут засадить первого встречного.

Трофим был не невинной овечкой: по малолетке был судим за грабежи, простолюдин, вышел и приехал в Широково на заработки, даже хотел покончить с криминальным прошлым. Устроился на завод по производству деталей для «Скарабеев», и тут он перешел дорожку тому богатенькому ублюдку.

— Все отлично! — улыбнулся я и помахал вертухаям кружкой. — Зачем пожаловали?

Оба насупились и быстро оставили нас в покое.

— Слушай, а ты оказывается нормальный мужик, — сказал я, когда Болванчик принес еще печенье к чаю. — И много они на тебя повесили?

— Обещают три года, — коротко ответил Трофим. — И с каждого борзого, которого опущу, говорят, спишут месяц. Вот сижу, жду суда…

— Вот оно как, — вздохнул я. — И это повсеместно?

— Не везде, — пожал он плечами. — В других отделениях получше, но вот это самое гадкое. Тут на «контроле» институтский район, где полно ошивается этой благородной плесени, которые платят за «услуги».

— Чистая правда, — подтвердила Лора. — Ни в чем не солгал.

— Н-да… полный бардак… — протянул я.

Интересно, а запись допроса успела дойти до начальства? Болванчик успел даже записать разговор следаков о причастности Фанерова к подкупу.

— Так что, будем выходить? — спросила Лора, вылезая из двери в костюме полицейского с моего мира. — Или понравилась жизнь вора?

— Уже не терпится на волю с чистой совестью? — улыбнулся я. — Но ты права. Чем дольше мы тут киснем, тем меньше метеоритов закрываем.

По закону три часа уже вышли, и стало быть меня тут держат незаконно.

— Трофим, не знаешь, как тут позвать кого на поговорить?

Он без лишних слов подскочил и начал водить кружкой по прутьям, привлекая внимание охраны.

— Чего шумим? — появился недовольный вертухай.

— Эй, неуважаемый, позовите тех двух оболтусов, что вчера со мной беседовали, — крикнул я. — Три часа моего задержания давно прошли, а доказательств моей причастности все еще нет. По какому праву я еще тут?

— Они сейчас на дежурстве, — ухмыльнулся охранник, который походу тоже был в деле. — Так что жди своей очереди…

— Послушай, — потер я переносицу, офигевая от наглости этого субъекта. — Я как аристократ в своем праве сломать эту решетку и выйти наружу. Нарушение закона налицо. Если мы сопоставим время моего задержания и ту минуту, когда я сломаю тебе нос, с вами будут разбираться уже сильно другие люди…

— Хех, а силенок то хватит, сломать решетку? — хмыкнул охранник, но уже не так уверенно. — Сидишь ты за нападение на офицера при исполнении, и походу еще долго будет сидеть!

— Хочешь проверить? — Я не спеша встал, отряхнулся и двинулся к двери.

— Стой, где стоишь! — вдруг спохватился он. Ага, понял, что лучше не испытывать судьбу. — Сейчас сообщу.

А ведь я мог украсть у него ключи от камеры через Болванчика, а то и снять дверь с петель. Вовремя одумался!

— Тут закон как дышло, — грустно проговорил Трофим. — Вертеть им могут только благородные. Этим ничего не будет — отпишутся в бумажках, что ждали утра, пока проснется обвинитель… Да много чего…

— Трофим, не вешай нос! К вечеру мы с тобой еще посидим в баре. Есть тут одно заведение неподалеку, — улыбнулся я, закидывая печенье в рот.

— А ты смешной, Михаил, наивный…

— Может и наивный, но это не повод не пить хорошее пиво.

Через несколько минут появились трое вертухаев и отвели меня в допросную, где заставили просидеть целый час, пока меня не соизволят посетить мои следаки.

Видок у обоих был не самый свежий. Синяки под глазами, раздраженный вид, дергающиеся глаза…

— Доброе утро, — улыбнулся я, наблюдая за их поведением. — Как поспали? Нашли доказательства? Или еще чего потеряли?

— Ах ты тварь! — зарычал Игнат. — Где деньги?

— Так сразу? Даже камеру не выключите? — удивился я, разведя руками. — Не имею ни малейшего понятия о чем вы. Никаких пухлых конвертов не видел, ничего не знаю. Это официальное заявление!

— Мы тебя в тюрьме сгноим! — прошипел Спиридон. Его амплуа хорошего копа мигом испарилось, вывалив всю гниль наружу. — Сунуть на тебя пару висяков и ты вообще не выйдешь!

— Ишь, как заговорили! — хохотнула Лора. — А вены то как надулись.

— Еще раз, где конверты⁈ — крикнул Игнат. — Скажешь по-хорошему, и отсидишь только годик.

— Как тот бедолага Трофим, к которому вы меня определили? — улыбнулся я, скрестив руки на груди. — Пожалуй, откажусь…

— Спиридон, вызови наряд. Тут буйный попался, да скажи, чтобы прихватили артефактные дубинки, — оскалился толстяк. — Парень решил сопротивляться.

Стоило ли доводить до мордобоя? Им без него не обойтись, но у меня так-то лекции на носу, а я сижу тут и наблюдаю за двумя беспредельщиками.

Ну раз не хотите по-хорошему, будет как всегда.

— Лора, вот теперь камеру можно и отключить, — попросил я, поправляя вибрирующий браслет на руке. Через секунду детальки рассыпались по полу.

Дверь тут же захлопнулась перед носом Спиридона и он немного опешил. Подергав ручку — бесполезно. Болванчик навалился будь здоров.

— Что, заклинило? — ухмыльнулся я. — А теперь, мудаки, вы сядете и послушаете, что я вам скажу.

Надоел мне этот маскарад, да и на камеру приходилось отыгрывать пай мальчика. Теперь можно не подбирать слова и говорить как есть.

— Ты че, паскуда, сказал? — начал опять краснеть толстяк.

— Закрой рот, у тебя сейчас вены на лбу лопнут! — сказал я, не пожалев металла в голосе, и оба сразу заткнулись. — Если не хотите, чтобы конверты с вашими «пальчиками» попали в ненужные руки, сейчас же сядете и выслушаете мои требования.

— Это угроза? — приподняв бровь, спросил Спиридон.

— Воспринимайте, как хотите, — отмахнулся я. Про то, что все это время запись была включена, я конечно умолчал.

Два следователя переглянулись и сели.

— Выкладывай, — кивнул Игнат.

— Я выхожу отсюда через центральный вход, а вы мне машете ручкой, как в фильмах, — прикинул я. — Ваши конверты останутся у меня, чтобы у вас не было соблазна сделать мне какую-нибудь пакость.

— Вот