Их судьба – шпионаж - Игорь Григорьевич Атаманенко

class="p1">Как только Вартанян завершил учебу, у Школы начались проблемы: мало кто из заброшенных в СССР выпускников вышел на связь. А те, кто вышли, были перевербованы и работали под «колпаком» — под диктовку НКВД.

Англичане заволновались, ведь в предприятие они вложились не копеечно, да и престиж нельзя ронять, поэтому изо всех сил пытались отыскать «кротов» — «информаторов Советов», инфильтрованных в Школу. Но вскоре поняли тщетность своих усилий и учебное заведение закрыли.

Резидент Агаянц торжествовал: «Карфаген пал!»

В заключение нашей встречи Геворк Андреевич резюмировал:

— То, к чему нас готовили в Школе, наставники не называли шпионажем — только разведкой. Я долго размышлял, в чем разница между этими понятиями. И, в конце концов, пришел к выводу, что между «благородной разведкой» и «низменным шпионажем» различий нет, ибо цели, методы, стиль работы, оснащение шпиона и разведчика абсолютно идентичны.

Разница существует лишь в общественном, идеологическом, наконец, эмоциональном восприятии этих терминов и зависит от точки зрения каждого из участников дискуссии. Могу подписаться под этими словами!

ДИСКУССИИ НА ВОЛЬНУЮ ТЕМУ

Однажды, чтобы вызвать Геворка Адреевича на откровения о роли разведки и контрразведки в системе специальных служб, я затеял дискуссию. Начал так:

— Всякий профессионал по-своему видит окружающий мир: психоневролог отличит в толпе холерика от психопата; мошенник — «упакованного лоха» от денежного, но бдительного провинциала, приехавшего в столицу за покупками; лингвист определит, из Уфы вы или Вологды. А что же контрразведчик?

При этом я ткнул пальцем себя в грудь и, не дожидаясь ответа, продолжил:

— Считаю, что контрразведчик должен уметь всё: стрелять из всех видов стрелкового оружия, водить машину любой марки, написать статью и принять роды. К тому же, талантливый контрразведчик — хороший актер, ведь сегодня надо сыграть роль психоневролога, завтра афериста, а послезавтра лингвиста. И не на сцене — в жизни!

Вартанян воскликнул:

— То же самое делают разведчики! Ведь и те и другие — добытчики информации и охотники за головами, то есть вербовщики…

Этого мне показалось мало, и я решил зайти с другого конца:

— Если разведчик выслеживает и расставляет силки, в основном, для дичи непуганой — беззаботных обладателей секретов, то контрразведчику куда как труднее, ведь он всегда идет по следу профессионала, осведомленного о методах работы спецслужб вообще и контрразведки в частности. Поэтому он должен лучше «видеть поле», уметь прогнозировать и просчитывать игру на несколько ходов вперед, чтобы опередить своего противника…

Геворк Андреевич, наконец, раскусил мои провокационные потуги и свернул развиваемую мною тему:

— Одно скажу: разведчик может потратить сто тысяч долларов на приобретение сведений технического характера, а чтобы их заполучить в ходе научных исследований, которые будут продолжаться месяцы, а, может, и годы, понадобятся миллионы и миллионы долларов.

Вот, тебе Игорь, и реальная экономия, которую приносят разведчики. А контрразведчики смогут сделать то же самое? Нет, конечно! Но они призваны охранят добытое разведчиками. Поэтому Богу — богово, а Кесарю — кесарево, то есть пусть каждый занимается своим делом!

…Или вот случай. В книге воспоминаний генерала Н. из руководства СВР я наткнулся на рассуждения о нелегальной разведке и ее бойцах: «Все страны, которые заботятся о своей безопасности, занимаются разведкой, в том числе и нелегальной. Последняя в силу исторических и политических причин была более присуща Советскому Союзу, чем остальным странам мирового сообщества.

Советская разведка, имея весьма ограниченные возможности упрятать своих сотрудников в каких-то неправительственных учреждениях (ввиду малого количества таковых в СССР), в тех, что на языке западных специальных служб называются учреждениями “глубокого прикрытия”, вынуждена была поставить на конвейер производство разведчиков-нелегалов, превращая в иностранцев представителей разных народов, населявших СССР».

С тех пор мне всё время хотелось задать Геворку Андреевичу, «солдату невидимого фронта», один вопрос. Не традиционно-банальный и глупейший по своей сути вопрос, что подрядные журналисты задают профессионалам всех мастей — маршалам, проктологам, каскадерам, шоферам: «Доведись вам начать жизнь сначала, вы бы опять стали тем, кем стали?»

Мой вопрос был сродни обсуждаемым с Вартаняном темам, поэтому я не хотел услышать «идеологически выдержанный» ответ. Сложившиеся между нами доверительные отношения и взаимная симпатия предполагали другой — не формальный, а осмысленный ответ. И тогда я спросил:

— Есть ли у англичан и американцев нелегальная разведка?

Взгляд Вартаняна был иронично снисходительным, а ответ — кинжально резким:

— Нет у них нелегалов, потому что ни один американец больше года советской жизни не выдержит. Шутка! Но в каждой шутке — лишь доля шутки. А если серьезно, то, насколько мне известно, западные спецслужбы используют своих нелегалов для выполнения в нашей стране разовых заданий. Зашлют его на три месяца, ну, на шесть. Сделал дело — давай обратно. А наши в чужой стране десятилетиями работали, потому и результаты приносили.

И такой вот Службы нелегальной разведки, как была созданная у нас еще в 1922 году, ни у кого нет. Разве что израильский МОССАД имеет нечто подобное. У них ведь во всех странах очень сплоченные диаспоры. МОССАД вполне может на них опираться и использовать в своих интересах.

На практике это выглядит так: МОССАД вербует своего соплеменника, и он становится разведчиком-нелегалом в той стране, где проживает, а дальше — цепная реакция, эффект домино: он вербует себе подобных, из своего окружения. В итоге — резидентура нелегалов, руководимая из израильского Центра.

ЗАПАХ ПРОВАЛА

На одной из «явок» я спросил Геворка Андреевича, какую из проблем разведки вообще и нелегальной разведки, в частности, он считает главной? Ответил он мгновенно, потому что для себя давно уже всё решил.

— Предатели — вот главная проблема всех разведслужб мира… Именно предатели виновны в провале Абеля, Молодого, Олдрича Эймса… Но есть еще один фактор, который может косвенно способствовать провалу. К косвенным факторам я отношу беспечность самого разведчика, а также форс-мажорные обстоятельства. Коварство всё в том, что теоретически предусмотреть их можно, а реально преодолеть в жизни — нет!

В фильме «Семнадцать мгновений весны» этот форс-мажор убедительно показан: «пианистка» Кэт, «чистокровная немка», при родах вдруг обнаружила знание русского языка, что привело к провалу берлинской резидентуры, ну, во всяком случае, той ее части, которой руководил Штирлиц…

Нечто подобное случилось и с нами, вернее, с Гоар. Ну а мне это стоило миллионов загубленных нервных клеток.

Было так.

Нас пригласили на ужин в одно уважаемое общество. Мы отправились пешком, чтобы прийти в точно назначенное время — там нельзя приходить ни минутой раньше, ни позже.

По дороге встретили женское ателье, и Гоар вдруг вспомнила, что ей надо сделать укладку волос. Она — внутрь, я гуляю у здания.