Обрученная с розой - Симона Вилар

Анна отъехала прочь и, опустив голову, стала задумчиво гладить холку лошади. Она не могла понять, отчего вдруг так скверно стало у нее на душе. Ведь эта девчонка в отрепьях – всего-навсего бродяжка, а Майсгрейв, с которым ее свел случай, исчезнет из ее жизни так же внезапно, как и появился, едва только она встретится с отцом. Глубоко вздохнув, Анна подняла голову и воскликнула:

– Силы небесные! Смотрите!

По дороге из лесу лениво трусила лошадь Угрюмого Уили. Всадника на ней не было.

Тотчас весь отряд, развернув коней, поскакал назад. Они ехали довольно долго, но ничего подозрительного не обнаружили, лишь на опушке леса им повстречалась старуха с вязанкой хвороста на спине. Придержав Кумира, Филип спросил, не видела ли она поблизости воина с покрытым шрамами лицом. Старуха посмотрела на него и невнятно замычала. Немая! Раздосадованный Филип хотел было пришпорить коня, но старуха вдруг замычала громче и, сбросив вязанку на землю, схватила Кумира под уздцы. Испуганный конь шарахнулся, замотал головой, но старуха стала гортанно подвывать, указывая похожей на куриную лапку рукой куда-то в сторону.

– Пошла прочь! – прикрикнул Филип. – Оставь коня в покое!

– Постойте, сэр! – вдруг воскликнул юный Оливер. – Здесь на земле отчетливо видны следы лошади. Это Угрюмый Уили, я точно знаю, потому что у его буланой кобылы задняя левая подкова треснула! Он еще сегодня утром сокрушался, что не успел ее перековать. Но здесь следы другого коня! И они гораздо крупнее.

Через несколько минут, идя по следу, воины поднялись на косогор.

– Смотрите! – прошептал ехавший впереди Оливер.

На небольшой круглой поляне, сплошь изрытой следами копыт, лицом вниз лежал человек. Воины спешились. Первым спрыгнул с коня Малый Том. Перевернув лежавшего, он охнул и, сложив ладони, опустился на колени, шепча молитву. Перед ними был Уили.

Филип приблизился.

– Кто же это с тобой так обошелся, дружище?

Застывшими, присыпанными землей глазами Угрюмый Уили глядел в небо. На иссиня-бледном лице узлы шрамов казались багровыми.

– Господи, ну и удар! – пробормотала Анна.

Она одна оставалась в седле, глядя на убитого ратника, на его плечо в разорванной кольчуге, страшно рассеченное наискось от шеи до самой подмышки.

Наконец Большой Том глухо сказал:

– Это худой знак. Не успели мы и через Уз перебраться, как одного из нас не стало, – вздохнул он. – Видит Бог, немногие вернутся из этой поездки.

Филип положил руку на седло.

– Нам пора. Вернемся к переправе и дадим сборщику денег, чтобы он проследил за погребением Уили и заказал мессу. Было бы, конечно, лучше, если бы мы все сделали сами. Но надо спешить.

Потом они долго скакали молча. Ехали весь день, лишь порой замедляя шаг коней, чтобы перекусить на ходу.

Анна чувствовала, что страшно устала, но старалась держаться изо всех сил. Кроме того, она была голодна. Когда попутчики, достав из сумок припасы, принялись жевать на ходу, Анна не выдержала и подъехала к Майсгрейву.

– Сэр, разве мы не сделаем остановку, чтобы отобедать по-людски?

– Нет, – кратко ответил рыцарь.

Анна вдруг почувствовала, что ей неприятен этот человек. Сейчас она его почти ненавидела, ей хотелось плакать оттого, что никто не обращает на нее внимания, никто не предупредил ее о том, что следует взять в дорогу провизию и вообще никому нет до нее дела.

«Когда же будет этому конец? – думала она. – Лошади в мыле. Давно пора дать им передохнуть, и нам не мешало бы. Дева Мария, как я устала, я больше не выдержу и минуты!»

И все же она продолжала скакать наравне со всеми; сцепив зубы, спускалась с холмов, возносилась на кручи, приподнявшись на стременах, неслась по ровной дороге, переправлялась вброд через разлившиеся речушки.

Солнце зашло, и почти сразу заморосил мелкий дождь. Темнело. Анна уже почти не смотрела по сторонам, не замечала, как изменилась местность. Все реже встречались заставы королевской стражи, все чаще они проезжали мимо заброшенных ферм, развалин церквушек. С полей тянуло едкой гарью, вокруг не было видно ни души.

Майсгрейв придержал коня, и теперь кавалькада двигалась шагом. Рыцарь осматривался в поисках места для ночлега. Но вокруг по-прежнему было пустынно.

«Как бы не пришлось заночевать под открытым небом», – мелькнуло у Анны.

Дорога свернула в лес, и между стволов деревьев стало совсем темно. Кони и люди вяло двигались по раскисшей дороге.

Внезапно Кумир вскинул голову и, заржав, наддал ходу. Филип взбодрился. Очевидно, где-то поблизости жилье. И действительно, вскоре среди деревьев мелькнул огонек. Повеселевшие ратники пустили коней рысью, а когда деревья расступились, у утомленных путников вырвался вздох облегчения, ибо перед ними была несомненно придорожная харчевня, о чем свидетельствовал смутно видневшийся шест с клочком сена, привязанным на конце, – знак ночлега и гостеприимства.

Харчевня представляла собой длинное приземистое строение, стоявшее чуть поодаль от дороги. Это был довольно убогий приют, сложенный из необтесанных бревен. Маленькие окна были затянуты бычьим пузырем, а соломенная крыша сплошь покрылась мхом от сырости и времени. Вокруг харчевни крепкий частокол, за которым темнели всякого рода хозяйственные пристройки.

Фрэнк Гонд первым соскочил с седла и, схватив дверной молоток, несколько раз гулко ударил в ворота. Ответом был заливистый лай спущенных на ночь псов.

Через некоторое время ворота осторожно приотворились и выглянул хозяин – лысый толстяк в засаленном кожаном фартуке. Придерживая за ошейник громадного волкодава, он настороженно вглядывался в поздних гостей, не спеша отворять.

– Что с вами, любезный хозяин? – сурово осведомился Филип. – Вас не паралич разбил? Впустите нас немедля.

Хозяин засуетился. Низко кланяясь и улыбаясь, он распахнул ворота, бормоча что-то о неспокойных временах и о том, что поневоле приходится быть осторожным.

Анна въехала в ворота последней. Словно сквозь сон она увидела унавоженный двор, двух мулов, жующих у кормушки под навесом, распряженную телегу с брошенными на землю оглоблями. Все тело болело, ей казалось, что как только она ступит на землю, ноги ее подломятся и она непременно упадет.

Вдруг рядом раздался голос Филипа:

– Эй, Гарри, плут, ты куда нацелился?

– Как куда, сэр? У меня, клянусь всеми святыми, кишка кишке кажет кукиш, а я уже слышу запах похлебки с чесноком.

– Да ты, любезный, никак, забыл, что проиграл пари? Иди-ка, послужи мастеру Алану.

Анна с благодарностью оглянулась на голос, но увидела лишь мелькнувший в дверном проеме силуэт рыцаря. Однако эта забота словно прибавила ей сил. Она выпрямилась и довольно легко сошла с лошади. Окаменевшие мышцы нестерпимо ныли, словно ее весь день колотили палками.