Брак по принуждению, или расплата за грехи отца - Татьяна Михаль

Нам повезло с экипажем. Пилоты смогли выровнять «стрекозу» в воздухе и вертолёт полетел зигзагами. А быть может, нам просто повезло и задело взрывной волной не так уж сильно, иначе, я даже боюсь представить последствия.

— Все целы?! — раздался взволнованный голос пилота.

— Да! — ответил за всех мой отец.

— Пусть Булат поправится! — прошамкал Фил. — После такого денёчка, нам будет, что вспомнить на старости лет.

— Заткнись Фил, пока я тебе остальные зубы не выбила, — произнесла я устало, обнимая Булата.

* * *

Кристина

Когда вертолёт совершил посадку, к нам тут же подъехали две кареты скорой помощи. Булата перенесли в одну машину. Меня, сестёр, моего отца и Фила в другую. И как бы я не рвалась к Булату, меня к нему не пустили.

— Кристина, с ним всё будет хорошо… — стыдливо прикрывая грязной ладонью потерю зубов, произнёс Фил.

Отец и сёстры обняли меня с двух сторон.

Скорая уносила нас в больницу.

На меня навалилась страшная усталость. Хотелось одного — уснуть прямо здесь и сейчас…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

* * *

Булат

Последние мгновения, которые я запомнил — это, когда Георг навёл прицел на Кристину. Я успел закрыть её. Пуля вошла в мою плоть, и я отчётливо помню, как мои внутренности охватило невыносимым огнём боли, и, больше ничего не сознавая, я начал падать в пропасть…

Как во сне, я слышал обрывки голосов:

— …Люблю тебя…

— …Держись…

— …Остановка дыхания!

— …Пульса нет!

— …Разряд! Сто восемьдесят!

— …Разряд! Двести двадцать!

— …Есть пульс!

— …Жить будет…

Душа словно птица вернулась назад…

И снова, темнота… А потом, резкая боль…

Боль была такой, словно меня пропустили через мясорубку. Особенно болела грудь, будто палач прокручивал в грудной клетке раскалённый железный кол.

Боль растекалась по моим рукам, ногам, голове.

— Кристина… — прохрипел я.

Но получилось совершенно другое:

— Кхр…хр…

— Булат!

Этот голос узнаю из тысяч голосов.

Кристина.

Хотел открыть глаза, но какая-то сила не позволила этого, и вновь меня утянуло в вязкую темноту, отсекая от боли и от неё…

* * *

Булат

Лёжа на больничной койке, я проводил долгие часы, сквозь ресницы наблюдая за Кристиной, когда она думала, что я сплю.

Видит Бог, я полюбил её, всем сердцем и душой, но что будет теперь?

Она знает правду о своём отце, и я знаю правду. Николай — невиновен.

Я смог бы шантажом продолжать удерживать её подле себя, но не смогу так поступить с любимым человеком.

Она свободна.

Она должна быть свободна.

А я…

А я начну всё сначала.

Потеряю компанию?

Да и чёрт с ней!

— Булат… — позвала она меня и склонилась надо мной. Я почувствовал её запах — нежный и упоительный. — Я вижу, что ты уже не спишь. Открывай глаза.

Услышал её улыбку.

Вздохнул, открыл глаза и поймал проникновенный взгляд, что был полон нежности и теплоты…



Кристина смотрела на меня таким взглядом, будто я был всем её миром. Она смотрела мне в глаза, но казалось, что глядела в самую душу и я… оживал, ощущая её поддержку и любовь.

— Ты выглядишь немного устало… — просипел я и попробовал улыбнуться. Пересохшая корочка на губах натянулась и едва не лопнула. Больно. — Как ты?

— Со мной всё хорошо, — произнесла она, и нежно погладила меня по небритому лицу. — Ты меня очень сильно напугал, Булат. Я думала, что потеряла тебя…

Господи, ведь порой для счастья нужно нам так мало — чтоб кто-то смотрел на тебя вот так, любя…

* * *

Кристина

Когда я вошла в палату Булата, когда врач уже разрешил, то сначала увидела огромную больничную койку и аппаратуру с многочисленными проводами, тянущимися по полу. И только потом увидела Булата.

Он был очень бледным, будто усталым и измождённым. К обеим его рукам и к носу шли тонкие трубочки. Но при этом, он был неотразим даже таким, лежащий на больничной койке под капельницей с перебинтованной грудью.

Мне стало так жаль его. Хотелось обнять, зацеловать его, укутать в своей любви и нежности, и помочь преодолеть ту боль, что он сейчас испытывал.

Слёзы жгли мне глаза, и я молча молилась, чтобы Булат скорее поправился.

Глядя на мужчину, лежащего передо мной на белой больничной койке, я вдруг поняла, насколько он уязвим. Вроде такой большой и сильный, бесстрашный и наглый, но, тем не менее, даже таких людей берёт пуля…

Мне отчаянно хотелось дотронуться до его лица, погладить всклоченные чёрные волосы, прикоснуться своими губами к его потрескавшимся губам…

Я долго сидела рядом с ним, ожидая его пробуждения.

Гладила его легонько по руке, сжимала его пальцы. Слонялась к нему и шептала:

— Я люблю тебя, Ахметов Булат. Люблю.

И снова ожидание.

Но потом, я вдруг увидела, как он стал дышать чуть чаще, ресницы легонько затрепетали.

Улыбнулась и подумала, что, несмотря на своё положение, Булат всё равно ведёт себя как истинный хитрец.

Но это ведь хороший признак, правда?

Значит, он быстро выздоровеет.

— Булат… — позвала я его и склонилась над ним, улыбаясь. — Я вижу, что ты уже не спишь. Открывай глаза.

Он медленно открыл глаза, часто заморгал, а потом сфокусировал свой взгляд на мне, и я увидела в его чёрных глубинах радость и надежду.

— Ты выглядишь немного устало… — просипел он, и тень улыбки коснулась его сухих губ. — Как ты?