Возникновение и устройство инквизиции - Генри Чарльз Ли

Нарбоннский собор 1229 года предписал ношение крестов всем обращенным, добровольно отрекшимся от ереси как доказательство того, что они питают отвращение к своим прежним заблуждениям. Собор в Безье 1234 года грозил конфискацией имущества тем, кто откажется носить эти знаки позора или будет скрывать их. Другие соборы, подтверждая это постановление, распространяли его на всех, кто воссоединится с церковью. Валанский собор 1248 года постановил, что ослушники должны загладить свою вину, а в случае повторения с ними нужно поступить, как с преступниками, бежавшими из тюрьмы, и к ним должно применить наказания, как к нераскаявшимся еретикам. В 1251 году один кающийся, собираясь отплыть в крестовый поход, снял с себя кресты раньше времени; за это он попал под суд, и ему присудили всякое первое воскресенье каждого месяца приходить в Каркассон босиком, в одной рубашке и штанах и обходить все городские церкви, где его подвергали бичеванию; и это наказание продолжалось до тех пор, пока он не сядет на корабль.

Инквизиция прекрасно понимала, что положение кающихся, помеченных крестами, ужасно, и иногда она милостиво облегчала его. Молодым девушкам разрешалось снимать кресты, так как с ними они не могли выйти замуж. Среди мотивов освобождения кающихся от крестов были: преклонный возраст или болезнь, наличие у кающегося семьи, которую нужно кормить, или дочерей, которых нужно выдать замуж. Инквизиция угрожала осуждением на ношение крестов всем, кто будет издеваться над кающимся, станет гнать его или мешать ему нести покаяние.

В первое время после возникновения инквизиции вопрос о том, могут ли инквизиторы налагать штрафы, оставался спорным. Нарбоннский собор 1244 года в своих инструкциях инквизиторам предписывает им не приговаривать к денежным наказаниям в интересах доброго имени доминиканского ордена, члены которого давали, как известно, обет бедности. Папа Иннокентий IV буллой от 1245 года повелевает, чтобы штрафы получали два лица, избранные епископом и инквизитором, и чтобы они шли на постройку тюрем и на содержание заключенных. Собор в Безье в 1246 году отменил постановление Нарбоннского собора и определил, что штрафы следует направлять на устройство тюрем и покрытие расходов инквизиции. Но уже в 1249 году Иннокентий IV жестоко упрекал инквизиторов за их лихоимство, а в 1251 году он запретил инквизиторам накладывать штрафы во всех случаях, когда можно было наложить другое наказание. Но инквизиторы добились отмены этого запрещения и присвоили право взимать штрафы по своему усмотрению. Суммы, собранные таким путем, должны были идти на «добрые дела», причем все деньги поступали в руки лично инквизиторам.

Позднее инквизиция решила, что штрафы брать негоже, так как если обвиняемый — еретик, то все его имущество должно быть конфисковано, если же он невиновен, то он не должен быть наказан; впрочем, кроме еретиков, существовало еще множество сторонников и защитников ереси, на которых следовало накладывать штрафы. Таким образом, возможности для злоупотреблений остались — инквизиция никак не желала упускать свою выгоду.

От штрафов нельзя отделять замену наказаний уплатой известной суммы. В 1248 году папский духовник Альгизий приказал от имени Иннокентия IV освободить десять заключенных, сознавшихся в ереси, на том основании, что они пожертвовали крупные суммы на Святую землю. В том же году Иннокентий официально разрешил Альгизию снять наказание с нескольких еретиков без согласия инквизиторов. В 1249 году Альгизий был послан в Лангедок с полномочиями заменять наложенные инквизиторами наказания штрафами, предназначаемыми на нужды церкви и Святой земли. Инквизиторы не замедлили последовать этому примеру — они вовсю пользовались возможностью вымогать деньги у беззащитных жертв. Эта система сохранялась до последних дней инквизиции. Но не было случая, чтобы законным путем деньгами был выкуплен смертный приговор.

Особо благоприятный момент для сделки наступал, если кающийся умирал, не выполнив своей епитимии. Смерть не освобождала людей от инквизиции и отнюдь не смягчала ее преследований. На практике здесь следовало проводить различие между теми, кто умирал, смиренно выполняя свою епитимию, однако не успел довести ее до конца, и теми, кто добровольно не захотел подчиниться наказанию, но по букве закона невыполнение духовного наказания при любом раскладе влекло за собой обвинение в ереси, и безразлично, кого это касалось — живого или мертвого. Так, например, в 1329 году каркассонская инквизиция приказала вырыть и сжечь кости семи лиц, которые умерли в ереси, не исполнив наложенных на них епитимий; это, естественно, привело к конфискации их имущества и грозило их потомкам, кроме разорения, еще и ограничениями прав. Соборы Нарбонны и Альби предписали инквизиторам требовать удовлетворения от наследников тех, кто умер до суда, если они должны были быть осуждены на ношение крестов, а также от наследников тех, кто сознался и был осужден, но умер раньше, чем смог выполнить епитимию.

Есть что-то особенно отталкивающее в той алчности, с которой преследовали за пределами могилы тех, кто смиренно сознался, раскаялся и был принят в лоно матери-церкви; инквизиция не знала жалости и отбирала у наследников все до последнего гроша. Так, например, инквизитор Каркассона предписал пятилетнее паломничество в Святую землю некоему Жану Видалю; но тот умер, не успев выполнить епитимии. 21 марта 1252 года его наследники, вызванные на суд, показали под присягой, что все имущество покойного равнялось 20 ливрам, и обязались признать решение, которое вынесет инквизитор. Это решение было объявлено спустя пять месяцев — от наследников потребовали в качестве компенсации за невыполненное паломничества 20 ливров, то есть все состояние покойного. А вот другой случай. Раймунд Барбайра умер, не совершив нескольких паломничеств, к которым, равно как и к ношению крестов, он был присужден. Опись его имущества показала, что у него были следующие вещи: кровать, одежда, шкаф, несколько голов скота и 4 су; все это перешло к его родным. И вот 7 марта 1256 года инквизитор потребовал от наследников этого убогого имущества уплаты 40 су к Пасхе.

Другим источником доходов инквизиции, также породившим крупные злоупотребления, был залог. Чтобы получить разрешение на внесение залога, нужно было заручиться согласием инквизитора, который ничем не рисковал, назначая цену за свою снисходительность. Залог был скрытой формой взятки; бывало, что с его помощью смягчали наказание. Обычай выпускать обвиняемых под залог вошел в употребление с первых дней инквизиции; иногда под залог освобождали даже заключенных. Человек, получивший прощение после отречения от ереси, также должен был внести залог, обещая не впадать более в заблуждение. Так, например, в 1234 году знатный миланец Лантельмо внес 2000 ливров, а за двух флорентийских купцов друзья внесли 2000 серебряных марок. В 1244 году залог в 1000 ливров, обещая повиноваться приказаниям церкви, внес житель Флоренции; в 1252 году некто Гильем Рожер обязался, внеся в обеспечение 100 ливров, отплыть с первым кораблем в Святую землю и оставался там три года. Гарантия всегда требовалась денежная. Эти деньги шли на покрытие расходов инквизиции. По общему правилу к залогу можно было прибегнуть всегда, кроме тех случаев, когда тяжесть обвинения не оставляла сомнений. Инквизиторам запрещалось принимать залог от еретиков, вина которых и так влекла полную конфискацию имущества, но это правило соблюдалось плохо, и часто находили друзей обвиняемого, которые вносили залог ради хотя бы временного облегчения его участи.