Стеклянная ловушка - Сергей Самаров

Сколько себя помню, наверху мне так никогда не доводилось бегать. Я не чувствовал ног. Они сами собой переставлялись и делали это с такой скоростью, что, случись мне споткнуться, я, наверное, разбился бы. Думаю, даже автомобилю соперничать с моим взводом в скорости передвижения в этом случае было бы сложно.

Мы никогда раньше так не бегали. Я на всякий случай достал и включил свой планшетник, для чего мне пришлось слегка притормозить и пропустить вперед несколько солдат. Я не смотрел программу профессора Горохова. Я смотрел свою программу, где указывалось месторасположение каждого бойца взвода. И увидел, что взвод бежит плотным быстрым строем, ни одного отстающего нет. Открывать программу Горохова я даже не стал. Все равно я мало в ней понимаю, а помочь так, как помогает стимулятор, она не в состоянии. Так зачем время терять?

За несколько секунд я снова вырвался вперед. Раньше мне потребовалось бы приложить для этого немалые усилия, потому что все бойцы бежали очень быстро. Сейчас я только подумал, что, как командир, должен быть впереди, и тут же оказался впереди.

Планшетник я все же не убрал, умудрился со второго раза найти на сенсорном мониторе нужную точку и включил навигатор. Навигатор показывал, что до конца тоннеля оставалось совсем немного. Вернее, сам тоннель навигатор не видел. Он только показывал мне, что мы приближаемся к месту, где в ущелье стоит первая защитная стена. Та самая стена, которую в настоящий момент штурмует взвод раненного в лоб старшего лейтенанта Простолюдинова.

Мне самому ни разу не доставался пулевой рикошет. Но я однажды видел, как рикошетом раскрошило челюсть снайперу спецназа МВД. Дело было на моих глазах. Пуля летела под острым углом, ударила в башню боевой машины пехоты, срикошетила и ударила в челюсть снайперу, который как раз приложился к прицелу своего «Винтореза». В этом положении виден был только маленький участок челюсти, именно туда и угодила пуля. Не в руку, не в приклад винтовки, не в ствольную коробку, а именно в челюсть, расколов кости на крупные части. В тот момент я и другой спецназовец МВД подхватили падающего снайпера, чтобы он не свалился под гусеницу своей же машины, и дали команду к остановке.

Лицо раненого выглядело жутко. Я не знаю, что с ним стало, смогли ли хирурги восстановить челюсть или хотя бы привести лицо в божеский вид. Там пуля ударила в башню под острым углом. Значит, рикошет не намного снизил скорость полета пули, хотя и заставил ее кувыркаться. Но я ведь не знаю, какой был рикошет у пули, что попала в лоб Вениамину. И даже при ударе по касательной пуля, кувыркаясь, в состоянии вырвать целый кусок лобовой кости, несмотря на то что лобовая кость у человека самая крепкая во всем теле. Пуля все равно крепче!

Рикошет может оказаться не таким пустяковым ранением, как это хочет представить старший лейтенант Простолюдинов. Конечно, у него во взводе есть заместитель, тоже, кажется, старший сержант, и заместитель способен в случае чего взять на себя командование взводом. Но я не знаю, насколько Вениамин держал заместителя в курсе своих дел, насколько тот поставлен в известность о задаче, которую следует выполнить. И вообще на месте раненого командира взвода хорошо бы иметь офицера с опытом командования и с опытом проведения боевых операций.

В данном случае я был в состоянии и свои обязанности выполнять, и Простолюдинова подменить, если тот по причине ранения окажется недееспособен. И потому мне требовалось торопиться.

— Вениамин! — позвал я в микрофон. Ответа не услышал, позвал снова: — Вениамин! Мы уже под стеной…

То ли горные породы экранировали, то ли что-то с Простолюдиновым случилось. Однако, если бы с ним что-то случилось, мне бы ответили солдаты. Весь взвод одновременно потерять сознание не мог. Значит, проблемы со связью.

Это не радовало. Хотелось надеяться, что на поверхности связь будет более устойчивой. Там, если горы экранируют, передатчик и приемник в состоянии пользоваться отраженным сигналом. Что это такое, я плохо понимал, но так мне когда-то объясняли.

Я не выключил навигатор в планшетнике, хотя сам планшетник убрал. Еще два десятка широких шагов, и мы оказались прямо под стеной, за которой наверху идет бой. Здесь уже едва ли бандиты рискнут установить мины. Любой взрыв чреват обрушением стены. И потому я почувствовал некоторую безопасность. Оставалось преодолеть последнюю сотню шагов, чтобы добраться до выхода на поверхность. Мой взгляд упал на ствол автомата, я на бегу стал накручивать на него глушитель. И дал своим бойцам команду:

— Навернуть глушители! Выключить фонари. Пользоваться очками ночного видения.

Выполнение команды я привык не проверять. Знаю, что взвод команду слушает всегда и выполняет в точности.

— Первое отделение, вперед, к выходу! Занять позицию, без приказа — не стрелять. Второе и третье отделения ждут команды…

Но обогнать себя первому отделению я все же не позволил. Я его возглавил и побежал рядом с младшим сержантом Луговиковым.

Я помнил данные фотосъемки с беспилотника. Рядом с предполагаемым выходом из тоннеля места мало. Но одно отделение там поместиться в состоянии. Еще два десятка шагов… Еще десяток шагов…

Я остановился и перевел дыхание. Выход на поверхность был передо мной. Выход был в полный человеческий рост, но его закрывали три фигуры, которые хорошо были различимы в лучах лазерной подсветки очков ночного видения. Они были без очков, но держали в руках фонари. Пока выключенные…

Бандиты нас, должно быть, не видели, но слышали. Спецназ ГРУ всегда умеет передвигаться неслышно. Но бег целого взвода все равно будет различим ухом. Тем более в подземной галерее, где каждый звук обрастает эхом. Более того, чтобы бежать неслышно, следует стараться именно так и бежать, а мы не старались.

Бандиты готовились нас встретить, но не могли контролировать момент. Как многие моджахеды, они были излишне самоуверенны и готовились поднять оружие только в самый последний момент.

Мы в данном случае оказались быстрее. Кроме того, очки ночного видения позволили нам увидеть их раньше, чем они нас. И увидели только тогда, когда мы нос к носу столкнулись. Но, когда мы столкнулись, стволы автоматических винтовок бандитов были опущены, а короткие стволы наших автоматов, удлиненные только глушителями, находились в боевом положении.

Стреляли мы в головы, поскольку не были уверены, что обычные, не бронебойные пули справятся с бронежилетами бандитов. Кроме того, противники с пулей в голове, как правило, не успевают дать ответную очередь. А если успеют, то очередь эта будет не прицельной. Наш мозг опять нас охранил, как и себя, дав нам возможность действовать быстро и решительно.

Откуда-то со стороны раздался окрик. Кто-то что-то спросил, услышав, видимо, звук падения тел или лязганье затворов наших автоматов.

Сделав рукой знак, запрещающий идти за мной, я шагнул вперед и увидел человека, заглядывающего в проход. Я дал короткую очередь туда, где должны были располагаться глаза. Старался при этом попасть прямо между ними. После чего быстрым скачком выбрался на поверхность, увидел еще пару бандитов, которые меня не успели рассмотреть в темной яме, и прямо из ямы продырявил головы и им. Один постарался упасть на меня, и я с трудом увернулся от столкновения. Второй свалился там, где стоял, только при падении каким-то образом подбросил свой ручной пулемет, который перелетел через его голову. Все-таки наши автоматы имели тяжелую пулю калибра девять миллиметров, которая обладала большой, как это называется официально, «останавливающей способностью». Эта пуля не просто убивала, она отбрасывала противника. Наверное, потому пулемет и перелетел через голову убитого.