По рукам и ногам - Маша Малиновская

Теряюсь в пространстве на несколько секунд, прежде чем понять, что мы сейчас целуемся. По-настоящему. Уже несколько раз после этих долгих семи лет у нас был секс, разный, но не было ещё ни одного поцелуя. И, кажется, его я ждала намного сильнее, желала куда отчаяннее.

В этом поцелуе мало нежности. Он жёсткий, напористый, какой-то даже болезненный. С укусами за губы и сжатыми жёсткими пальцами щеками. Игорь буквально сминает мой рот, подчиняет, как и всё остальное. А я… я уже призналась себе, что мне нравится так с ним. Моё отчаянное миндальное подчинение.

Кот стаскивает с меня разорванное платье, сталкивает его к бёдрам, а потом вниз, не прерывая поцелуя. Сдергивает лифчик. Я позволяю себе стащить с него футболку. Ну а что? У нас сейчас не сессия, я так понимаю. А накажет он меня позже всё равно.

Прижимаюсь обнажённой грудью к его, обвиваю руками крепкую шею. Близость топит с головой. Мы словно оба лишись любых мыслей. Только ощущения.

Его губы терзают мою шею, ключицы, грудь. Кот легонько шлёпает меня по ягодице, подавая сигнал о намерении подхватить на руки. Я крепко обвиваю ногами его талию, когда он прижимает меня спиной к стене.

– Свяжи меня, – шепчу отчаянно. – Пожалуйста!

Кот на секунду отрывается от поцелуев, замирает, глядя в глаза.

– Не хочу. Не сейчас.

Котовский отрывает меня от стены и опрокидывает на спину на диван. Наваливается сверху, продолжает терзать губы. Я запускаю пальцы ему в волосы, чуть сжимаю их, чувствуя, как внутри всё наполняется огнём. Это не только возбуждение и страсть. Это прорвалось что-то давно запертое, сдерживаемое, то, о чём мечтать уже не смела.

Губы Игоря повсюду. Он кружит языком по коже плеч и груди, втягивает губами мои напряжённые соски, высекая из моего тела огонь. Когда его губы и язык начинают ласкать меня между ног, я до крови закусываю губы, чтобы не начать кричать. В клубе грохочет музыка, но я всё равно боюсь, что нас кто-то из персонала услышит.

Я хочу вернуть ему эту невероятную ласку, но Кот слишком нетерпелив. Он снова на мне. Тяжесть его тела ощущать так волнующе и приятно. Этого между нами тоже не было после долгих семи лет.

Игорь берёт меня ярко и страстно. Сжимает ладонями бёдра, вбиваясь в тело так глубоко, как только это возможно. Сейчас он не мой Доминант – сдержанный и следующий правилам. Голову ему снесло так же, как и мне.

К оргазму мы приходим с разницей в пару секунд. Сначала я, потом он. И так и замираем, сплетённые друг с другом по рукам и ногам на долгие-долгие секунды.

Вдох-выдох. Слишком громко получается. Мне почему-то не хочется, чтобы было так громко. Я понимаю, что в полной безопасности, но первобытные инстинкты никуда не деть. Они обострены, обнажены до голых нервов. Я боюсь боли, но, наверное, лучше бы это была она.

…

Когда позавчера в кабинете Игоря мы оторвались друг от друга, не было сил на эмоции. Я прекрасно понимала, что эта вспышка мне дорого обойдётся, потому что я и правда его спровоцировала. Не намеревалась, сама того не поняла, но спровоцировала.

Кот встал с меня, подтянул джинсы, отвернулся и закурил. Прямо в кабинете, не открывая окон. Я тоже поднялась и села, обхватив колени. Почему-то в тот момент я чувствовала себя обнажённой комфортно. Мы ведь и так обнажились, чего было стесняться?

– Игорь… – спустя несколько минут тишины позвала первой, не решившись прикоснуться к плечу.

Он встал и отошёл молча к окну, и только потом обернулся и посмотрел на меня.

– Как ты себя чувствуешь?

Да к чёрту твою заботу, Котовский, мне хотелось знать, что чувствуешь ты.

– Это сейчас неважно.

– Это всегда важно.

– Забота Доминанта? – не удержалась от шпильки, прозвучавшей как-то горько.

Котовский поджал губы, всё же подошёл снова и присел рядом. Оглядел меня с головы до ног, потом остановился на глазах.

– Маша, я так не могу. Больше не умею. Тем более с тобой.

Он был предельно честен, хоть и понимал, что причиняет мне боль. О, закон бумеранга существует. Действует вне зависимости от наших желаний и сожалений.

– Я хочу тебя. Всю. Твоё тело, душу, эмоции. Но могу позволить себе отношения только в контексте Темы. В рамках её правил. Мне так нравится, так теперь я живу, так я хочу жить. Только ведь тебя никогда не интересовало, чего я хочу.

– Это не так!

Я попыталась ему возразить, вскинувшись, но осознание правдивости его слов ледяной волной прошлось по внутренностям. Именно так он всё чувствовал тогда. Были только мои желания, мои представления о наших отношениях, мои капризы. Господи, да я ведь о нём толком ничего и не узнала! Потому что не стремилась, не интересовалась.

И сейчас получилось так же. Тема теперь часть его жизни. Важная. А я отнеслась к этому как к способу наказать меня за старые грехи, даже не задумалась ни на секунду, что это увлечение ему нравится по-настоящему и он хочет этим поделиться. Ведь ничего плохого не происходит. В жизни, если бы он захотел впустить меня, всё было бы нормально. Он ведь заботливый, добрый. Никогда бы не обидел. А в постели, в контексте сексуальных игр, то, что он предпочитает, даже интересно. Ведь мне же действительно начало нравиться.

И вот я снова попрала то, что ему важно. Так вышло, да. Но я могла быть осторожнее, внимательнее.

– Так, Маша, ты и сама это знаешь. Ты всегда думала только о себе.

– Игорь, пожалуйста…

Он встал, а мне уже стало некомфортно быть без одежды. Я подобрала порванное платье с пола и прижала его к груди, пытаясь как-то прикрыться. Сделала шаг к Котовскому и положила ему ладонь на локоть.

– Прости меня. За всё. За тогда и за сейчас. Не отталкивай, не прогоняй, прошу, – голос дрогнул. – Я хочу быть с тобой, Игорь. Я ведь уже и не мечтала об этом. Хочу попробовать то, что нравится тебе. Мне тоже начало нравиться.

– В Теме нельзя быть избирательным, – Кот повернулся и посмотрел в упор. – Есть правила. Если они для тебя неприемлемы, я тебя отпущу. Не волнуйся о долге.

Я сжала его предплечье второй рукой, ощущая, что вот-вот всё снова рухнет. И если долг я ему как-то верну, то его самого уже точно потеряю окончательно и навсегда. А это намного страшнее.

– Научи меня. Я буду следовать правилам, буду стараться, обещаю. Я хочу Игорь. С тобой хочу. Не гони меня, прошу.

Кто-то сказал бы, что ни за что на свете девушка не должна так унижаться. Но я познала в этой жизни и худшее унижение. И, признаваясь, не ощущала себя униженной, мне совсем не стыдно было говорить о своих чувствах. Даже наоборот, становилось легче, будто душа стала расправлять смятые, сломанные крылья. И пусть это больно, пусть полёт с такими крыльями опасен, уж лучше разбиться, чем продолжать ползать.