Леди и война. Цветы из пепла - Карина Демина

Она сохранила танцовщицу, должно быть, любуясь ею. И Харшал разделял выбор Пустоши: женщина была прекрасна. Она застыла в немыслимой, но все же естественной позе, которую не сумела повторить ни одно из сотворенных Харшалом подобий.

Некогда он часы провел, разглядывая Танцовщицу. Пальчики, скрытые атласными башмачками, но проступающие столь явно, что каждый ощущал ее боль.

В Хаоте ценили умение выдерживать боль.

...арка стопы. И натянутые струны мышц голени. Бедро совершенной формы, прикрытое полупрозрачной материей. Ее наряд столь же странен, как сама она. Вторая нога поднята и отведена назад. Расправлены плечи... каждая мышца стонет от напряжения, и в то же время женщина парит над землей, над собственной мукой, тень которой в глазах.

Это ли не совершенство?

Харшал рад, что увидел именно ее...

...и слышал музыку.

Нет, музыка все только портила! Харшал не предполагал, что древний инструмент способен издавать столь омерзительные звуки. Свист?

Пальцы музыканта коснулись-таки клавиш, и те рассыпались, и сами пальцы, инструмент, стена, дом... последней исчезла белая роза, веками остававшаяся в волосах Танцовщицы. Все, кроме свиста.

И Харшал понял, что свист существует сам по себе, отдельно от видения. Он открыл глаза, убедившись, что находится в собственном шатре, лежит на боку, неудобно подвернув руку, которая затекла и теперь ныла. Малая плата за отдых, хотя застой жидкости в патрубках может быть опасен.

Харшал перевалился на спину и пошевелил пальцами. Слушались.

Проклятый мир же врывался сквозь завесу все тем же мерзким свистом. Если это вожак разошелся, Харшал его стае скормит. Живьем.

В голове царила блаженная пустота, которая в любом ином случае даровала бы искомый покой и несколько часов отвлеченных размышлений. Порой в такие минуты возникали удивительной красоты идеи.

Но свист мешал.

Поднявшись не без труда, Харшал вдохнул сухой воздух, который ко всему мерзко вонял, и скривился. Сутки. Если за сутки ничего не изменится, он возьмется за самку, просто, чтобы хоть чем-то занять себя.

А эти сутки потратит на свистуна.

Перед входом в шатер, устроившись на трупе лошади, сидел протектор. Он был молод и, следовательно, опасен. И Харшал мысленно проклял свое невезение.

Отступить?

Поздно.

Протектор видит его, пусть бы и делает вид, что увлечен игрой на этом варварского вида инструменте, состоящем из полых трубочек разной длины. Вожак карто держится рядом.

...три, не два, а три протектора... но один - еще в стадии взросления... и энергетический заряд его крайне низок...

...сеть справится.

- А вы умеете играть? - протектор вытер инструмент о штанину и протянул карто.

- На чем?

Дикарь, истинный дикарь. Длинные волосы заплетены в косы, украшены какими-то побрякушками, любовь к которым характерна для отсталых племен. О том же говорят связки бус, браслеты и полное небрежение к внешнему виду. Он даже сапог не надел!

- На чем-нибудь.

Если верить мудрейшему Кхчаари, воспоминания которого о Первой войне были признаны неверными, молодые Протекторы не вполне разумны, но компенсируют этот недостаток чудовищной силой. В прямую схватку ввязываться нельзя. Действовать надо осторожно, мягко, не повторяя ошибок предыдущего эмиссара.

- К сожалению, единственный мой талант - это трансформация. Однако я способен создать того, кто умеет играть.

- На чем? - протектор склонил голову.

- На чем угодно.

- Нет, так не интересно, чтобы кто-то другой. Вот если сам... правда, у меня слух напрочь отсутствует. Мне вас разбудить надо было. Вообще странно, на вас тут напали, а вы спите...

Только сейчас Харшал понял, чем воняет - паленым мясом.

- Люди, - сказал протектор. - Наверное, шли к границе и на вас наткнулись. Решили поживиться. Сейчас война, много всякого сброда...

Шатер сгорел.

И коновязь... и навес для рабов... и его полевая лаборатория... о нет, только не лаборатория! Пусть бы оборудование и не самое ценное, но материалы, образцы, записи...

- Не переживайте. Вы ведь живы. И все восстановите. Этих вот жалко, положили...

...не всех. И если Харшал останется в живых, он позаботится о том, чтобы карто получил по заслугам. Тупые ленивые твари! Как можно было поддаться людям?

- Их было больше, - протектор вытер инструмент о штаны и протянул вожаку. - Втрое больше. И сначала обстреляли, а потом, подстреленных, и добили. Жалко. Забавные они у вас.

Вожак осторожно подул в трубочку, которая издала премерзкий звук.

Спокойно. Если протектору интересны карто, то Харшал будет говорить о них. И улыбаться. До тех пор, пока это существо не уйдет.

- А чем питаются?

- Мясом.

- Сырым или жареным?

- Любым, но сырое лучше отвечает их потребностям.

Вожак изучал инструмент, переворачивая то одной, то другой стороной. Довольно быстро он сообразил, как именно добиться звучания.

- А выгуливать надо?

- Двигаться они должны, но в отличие от собак, способны выгуливать себя сами.

Протектор кивнул и, дотянувшись до макушки вожака, погладил. Посмотрел на руку и вытер о штаны.

- Ваш воздух разрушает кожные покровы, поэтому приходится использовать бальзамическое масло. Оно же имеет неприятный запах.

- Ага... они сообразительные. Не как люди... и не как собаки. На нарвалов похожи. А мне нравилось с нарвалами разговаривать.

- О чем?

- О море. О чем еще можно разговаривать с нарвалами?

Харшал не представлял, что с животными в принципе можно о чем-то разговаривать. Все-таки прав был мудрейший, говоря о недоразвитости разума молодых протекторов.

- А вы их убиваете. Не в том смысле, что вы лично, но Хаот покупает рога, столько, сколько приносят.

- Нам они нужны.

- И не только они, - кивнул протектор. - Я понимаю. Папа говорил, что ваш мир - паразитирующая субстанция, которая или эволюционирует до симбиотических отношений, или погибнет, когда иссякнут питающие ее миры. У любой экспансии есть предел.

Понял ли он сам, что сказал? Харшал сомневался.

- Сколько у вас питающих саттелитов?

- Семнадцать.

Пока. После Единения будет восемнадцать.

- А сколько из них еще живы?

- Семнадцать.

Правда может быть разной. Все семнадцать миров, привязанные пуповинами энергетических каналов к Хаоту, были живы. Пока. Один почти иссяк и уже начал закукливаться, готовый пополнить собой безразмерность Пустошей. Еще пять находились на пределе.