Мистер Кларнет - Ник Стоун

– Я думал, он просто жрец вуду.

– Хунган? Нет, Дюфур войан. Это слово можно перевести как «предсказатель», но смысл гораздо глубже. Например, вы хотите женщину, которая вам недоступна. Она счастлива в замужестве или вы ей просто не интересны. Идите к своему хунгану, вероятно, он вам поможет.

– Как?

– Заговорами, жертвоприношениями. У каждого хунгана свои методы. Он может посоветовать вам пить воду, в которой кипятили использованные прокладки этой женщины, или умываться ее выделениями.

– И это работает?

– Из моих знакомых никто услугами хунгана в таких целях не пользовался. Но я видела здесь много уродов мужчин, прогуливающихся под ручку с красивыми женщинами. Так что выводы делайте сами.

– А чем занимается этот, как вы его назвали…

– Войан. К вашему сведению, они вообще не имеют никакого отношения к вуду. Хотя иностранцы в это никогда не поверят. – Шанталь вгляделась в Макса, чтобы убедиться, что он воспринимает ее слова серьезно. Макс быстро писал что-то в блокноте.

– Гадание распространено во всем мире – на картах таро, на ладони, цыганки, экстрасенсы, медиумы. Войаны вроде бы занимаются тем же самым, но у них все гораздо основательнее. Они не используют трюков. Это им не нужно. Они могут действительно предсказать будущее. Например, через месяц у вас свадьба, но есть сомнения. Вы идете к войану. Он смотрит на вас, делает какие-то пассы, а потом рассказывает, что вас ждет. Войан чаще всего не дает советов – просто показывает вам будущее. Решайте сами.

– Вроде психологического «телефона доверия»?

– Не совсем. Но это простой войан. А гран войан – совсем иное. Их всего два на весь Гаити, и Филиус Дюфур, несомненно, самый могущественный. Они могут изменить ваше будущее. Если вам не нравится предсказание, гран войан поговорит с духами. С теми, кто присматривает за вами.

– Вроде ангелов-хранителей?

– Да. Гран войан может с ними договориться.

– Договориться? Но конечно, успех зависит от того, верите вы в это или нет.

– Гран войан поможет и неверующему тоже. Предсказать, что жена, с которой вы прожили пятнадцать лет, уйдет к вашему злейшему врагу или забеременеет ваша юная дочь.

– А откуда вы так много об этом знаете?

– Моя мать была мамбо – жрица. Филиус Дюфур посвятил ее в тринадцать лет. Он посвятил и меня тоже.

– Как?

– Это особая церемония. Мать дала мне выпить какого-то зелья. После чего на некоторое время моя душа покинула тело и воспарила над ним. Не высоко, всего лишь в паре футов.

Макс кивнул.

– Когда вы в последний раз видели Дюфура?

– С тех пор ни разу. А что вам от него нужно?

– Понимаете, мне стало известно, что перед исчезновением мальчика шесть месяцев возили к Филиусу Дюфуру. Каждую неделю. Когда его похитили, они направлялись именно к нему.

– Тогда поехали поговорим с ним, – сказала Шанталь, заводя машину.

На улицу Буайе когда-то можно было въехать только через ворота. Там стояли шикарные дома, росли кокосовые пальмы, благоухали розарии. Папа Док поселил на этой улице своих приближенных, а при Бэби Доке построили еще два дома, где открыли эксклюзивные бордели с проститутками из Лос-Анджелеса, блондинками, которые брали по пятьсот долларов за час, развлекая глав колумбийских картелей, приезжающих надсматривать за распространением своего товара и отмывать нажитое в национальных банках. Приближенные и шлюхи исчезли вместе с режимом Бэби Дока, а народные массы сразу разграбили дома, растащив все вплоть до половых досок, а потом эти дома заселили.

Макс не представлял, почему здесь остался Дюфур. Улица загажена точно так же, как в самом низкопробном трейлерном парке.

От ворот остался лишь покореженный стальной каркас. Мостовая в рытвинах. Дома, ободранные до основания, годны разве что на снос. Можно представить, кто в них жил. Вот они выглянули из окон, то ли старики, то ли молодые, не отличишь. Глазеют на проезжающий автомобиль.

Дюфур жил в тупике, самом последнем доме, который отличался от остальных. Очень чистый, бледно-розовый, увитый плющом от фундамента до балконов. Ставни белоснежные, все закрыты. В переднем дворе ухоженная зеленая лужайка. К ступеням веранды ведет выложенная камнем дорожка.

На подъезде к дому играли дети. Они затихли, угрюмо наблюдая, как Макс и Шанталь выходят из автомобиля. Позади них кто-то свистнул. Макс заметил мальчика, скрывшегося за углом дома. Дети засуетились и, сбившись в плотную группу, загородили дорогу. У каждого в руке оказался невесть откуда взявшийся камень.

Эти дети не были похожи на тех, которых Макс видел на улицах города. На них была приличная одежда и обувь, они выглядели здоровыми и сытыми. Лет по восемь, но лица решительные и не по-детски суровые. Макс попытался улыбнуться девочке с бантами в волосах, однако наткнулся на свирепый взгляд.

Шанталь заговорила с ними, но никто не ответил. Все стояли молча, крепко стискивая в руках камни. Боеприпасов у них было достаточно. Вся улица усыпана камнями.

Макс взял Шанталь за руку и отодвинул назад, на несколько шагов.

Неожиданно опять появился мальчик. Он свистнул и прокричал что-то. Дети как по команде побросали камни и принялись играть. Шанталь облегченно вздохнула.

Дверь открыла девочка-подросток с пластинкой для исправления зубов. Она приветливо улыбнулась и проводила Макса и Шанталь в холл, а сама побежала на второй этаж по широкой покрытой ковровой дорожкой лестнице.

Поначалу прохлада в доме была очень приятна, но через несколько минут начало пробирать холодом. Шанталь потирала руки, пытаясь согреться.

Холл тускло освещался откуда-то сверху, но Макс не увидел ни светильников, ни выключателей на стенах. А за пределами холла царила темень.

На стене висела большая картина, писанная маслом. Темнокожая женщина, за ней двое мужчин испанского типа с худыми костлявыми лицами. На всех одежда времен Гражданской войны. Мужчины напоминали ребят из боевика пятьдесят третьего года «Игроки с берегов Миссисипи» – черные сюртуки, серые брюки в тонкую полоску. Женщина в оранжевом платье с белым гофрированным воротником. В руке зонтик.

– Один из этих парней Дюфур? – спросил Макс.

– Оба, – прошептала Шанталь, продолжая рассматривать картину.

– У него что, был брат-близнец?

– Не слышала об этом.

Наверху лестницы появилась девочка и жестом позвала их.

Стена вдоль лестницы была увешана черно-белыми фотографиями, на некоторых даты. Разглядеть их как следует было трудно, и чем выше они поднимались, тем меньше становилось света. Внимание Макса привлекла одна фотография – чернокожий мужчина в белом плаще и очках беседует на природе с группой детей.