Сердце колдуньи - Кэтрин Коултер

— Что же, раз так…

Он подал ей руку и поднял с земли. Голова привычно закружилась от желания привлечь ее к себе и целовать, но он знал, что этого не будет. Еще не время.

Неумолимая сила тащила его на северо-восток.

Они ехали все утро, держась ближе к берегу. Море было прекрасным, вода сверкала под ярким солнцем, и морской воздух наполнял грудь. К концу дня поднявшийся из воды туман окутал землю. Бишоп поспешно отвел коня от скал.

Солнце уже садилось, когда Бишоп неожиданно сказал:

— Если проклятие существует и мы от него не избавились, значит, ты умрешь в одиночестве и печали, как предрек Круки. Ни один мужчина не рискнет на тебе жениться.

— Знаю. Но выход есть. Ты должен просить короля сделать меня наследницей деда. Я смогу защитить западную границу от всех возможных захватчиков. Дед и отец учили меня воинскому искусству. Я умею обращаться с луком и стрелами и бросать нож. Правда, с мечом управляюсь плохо: он слишком для меня тяжел. Зато я хитра, Бишоп. Невероятно хитра. Если французы захотят напасть, я загоню их в море.

— Я силен, Меррим, хорошо владею мечом, и все же со мной всегда одиннадцать солдат.

— Не сейчас.

— Да, я рискую не только своей, но и твоей жизнью. Кто же будет твоими солдатами, Меррим? Кто будет сражаться за тебя? Защищать Пенуит? Не твои же старики!

Девушка молчала.

— Солдаты должны иметь силы, чтобы натянуть лук и целиться, а для этого следует иметь верную руку и глаз. Нужно суметь заметить врага и сражаться с ним даже голыми руками, если понадобится. А боевой топор? Он ведь очень тяжел. Все старики скоро умрут, и с кем ты останешься?

— Сколько живу, никто из них не умер.

— Тебе всего восемнадцать.

— Пока был жив отец, тоже никто не умер. Оба надолго замолчали.

— Предположим, ты победила всех врагов Пенуита и Англии, — продолжал он. — Но кто придет после того, как ты умрешь? Что случится с Пенуитом тогда?

Девушка тяжело вздохнула. Он услышал тихий шепот:

— Наверное, мне следует смеяться… потому что иного выхода нет.

Что-то по-прежнему гнало его вперед, а кратчайший путь на северо-восток лежал вдоль побережья. И это что-то не давало ему взять ее невинность.

Они объезжали стороной деревни и небольшие замки. Бишоп все гадал, куда подевались воры и разбойники, которым ничего не стоит перерезать им глотки, но когда Меррим показала на небольшое облачко пыли, возникшее вдалеке, мигом насторожился.

— Табун лошадей, а может, и отряд всадников, — пробормотал он и направил Бесстрашного в маленькую рощу лиственниц. Сейчас ему нельзя драться. Нельзя, чтобы его убили. Нельзя, чтобы Меррим осталась беззащитной.

Он спешился и поспешно зажал ноздри жеребца, опасаясь, что тот заржет.

Они молча выждали, пока пыль рассеется, и снова пустились в путь, останавливаясь только затем, чтобы дать отдых коню. Они приближались к цели. Бишоп ощущал это всем своим существом.

— Ты поймешь, когда мы доберемся туда?

— Пойму, — улыбнулся он поверх ее головы.

— Но откуда ты узнаешь?

— Узнаю.

Именно так сказал бы принц. Бишоп едва не выпал из седла. Опять?! Он неожиданно испугался, что точно узнает, где находится, когда окажется там, куда стремился. Он крепче сжал талию Меррим. К вечеру второго дня небо потемнело.

— Чуть впереди, у моря, есть пещера, — объявил Бишоп.

— Откуда тебе это известно?

— Известно, и все. Понятия не имею откуда. И еще: скоро пойдет дождь. В пещере мы не намокнем.

— Но совсем недавно ты сам не понимал, куда едешь. Верно?

Он покачал головой.

— Скажи, твоя бабка была рыжеволосой?

— Ты же ее видел! Даже когда я была ребенком, ее голова отливала серебром. Ни одного рыжего волоска. Я никогда не видела ее молодой.

— А мать твоей матери? Она была рыжей?

— Я не застала ее в живых, но помню, как дед рассказывал о Констанс, моей второй бабке, и о том, как она исчезла. Он утверждал, что, возможно, ее унес сам дьявол. Потом он косо посмотрел на меня, словно гадая, не унесут ли и меня тоже. Тогда я ничего не понимала.

— Может, твоя мать была рыжей?

— Волосы матери были чернее сердца грешника. Мой отец часто это повторял, а потом целовал, притиснув ее к стене, — пробормотала она и, помолчав, обернулась. — Я только что вспомнила. Мать как-то сказала, что я похожа на бабушку и что ее волосы в молодости были ярче пламени.

Он не верил этому. Не хотел верить этому. Нет, это просто тот же самый набор слов, ничего больше.

— Казалось, что пламя вырывалось из ее волос? — с деланным равнодушием спросил он.

— Мысль странная, но, знаешь, мать добавила, что бабушка любила оставлять волосы распущенными, особенно в сильный ветер, и тогда казалось, что ее голова охвачена огнем. Больше я ничего не помню. Дело в том, что мать умерла, когда мне было только шесть лет. Поэтому мне не слишком много удалось узнать от нее.

— Мне очень жаль.

— Мои волосы вовсе не такие рыжие.

— Того, что есть, вполне достаточно, — заверил он. Такие же огненно-красные, как у Брешии. Ярко-красные… Бишоп погнал Бесстрашного к берегу, чуть пониже Тинтажельхед, гигантского мыса, принадлежавшего герцогству Корнуоллскому. Склон был предательски опасным. Скалы, похожие на острые черные шпили и пики, вздымались к небу указующими перстами или лежали тяжелыми кулаками на грязном песке. Вода была темной от гниющих водорослей и плавника. Над головами громко кричали морские птицы. Бишоп натянул поводья Бесстрашного. Сумерки уже совсем сгустились, но он уверенно показал в сторону:

— Смотри, вон там кельтский монастырь.

Меррим взглянула на развалины сурового, мрачного сооружения.

— Он очень старый, — заметила она. — Выглядит печальным и покинутым.

— Монастырь вовсе не так стар, — заявил он, не понимая, откуда все это знает.

— Ты бывал здесь раньше, Бишоп?

— Бывал, — кивнул он, но она ему не поверила. Бишоп спешился и снял Меррим с седла.

— Это волшебное место?

— Разумеется, нет, — рассмеялся он. — Но оно почему-то очень важно для меня.

Бесстрашный даже не попятился, когда Бишоп ввел его в пещеру через высокий узкий вход, над которым нависали ветви скрюченного старого дуба.

— Далеко мы заходить не будем, — бросил он, не оборачиваясь.

Бесстрашный заржал. Бишоп потрепал его по холке.

— Ну вот. Остановимся здесь, — объявил он, передавая Меррим сумку с едой.