Художник кошмаров 3 - Владислав Андреевич Бобков

Глава 21

«Пир во время чумы». — какое ёмкое и в то же время короткое выражение, прекрасно описывающее, что происходит с людьми, когда смерть ласково похлопывает тебя по плечу, а шансов на выживание совершенно нет.

Ещё будучи на Земле, я обожал смотреть видео, где упорные товарищи с помощью карт, домино или подобных вещей строили огромные башни и пирамиды, столь хрупкие, что даже легкого толчка было достаточно, чтобы они рухнули.

Это сочетание хрупкости и в то же время эфемерного величия сильно меня привлекали. И как всегда в конце подобных видео было запланировано торжественное обрушение этих «башен из слоновой кости».

Теперь же, стоя на вершине самой высокой постройки Нового Кесона, я мог наблюдать за крушением своей собственной «карточной постройки».

Новый Кесон пылал, хоть, казалось бы, он был практически полностью построен с помощью камня и земли. Но жадные практики за считанные месяцы сумели наполнить его огромным количеством тканей, одежды, деревянной мебели и прочих легко воспламеняющихся материалов. Получив в своё распоряжение целую страну, они были подобны сорокам, тянущим в своё гнездо всё, что только блестит.

Но бушующее над городом пламя с вязким, черным дымом было не единственной проблемой.

Всюду, куда хватало глаз то и дело вспыхивали стычки между практиками разной силы. В них не было смысла и цели, просто совершенствующиеся выплёскивали прорывающиеся эмоции единственным известным им способом. Им было плевать, что из-за их сражения вокруг гибнут немногие оставшиеся нормальные люди.

Я продолжал смотреть, как всё, что я с таким трудом строил, разваливается у меня прямо на глазах. Те, кто доверился мне, и прибыли в эту смертельную ловушку, умирали, убитые теми, кто должен был их защищать.

И могло показаться, что положение ещё поправимое. Всего лишь ухватись за нити Кошмара и приведи всех этих безумцев к подчинению, но было одно «но».

Да, моё место избранного и верховного жреца Кошмара позволяло мне ослаблять и подавлять обычных жрецов и воинов, но далеко не полностью. Даже так они всё равно были бы в состоянии сражаться и жить. Понимая же, что они так и так умрут, практики просто бы не обратили внимания на столько слабую попытку их остановить.

Даже императрица и та поддалась общей панике, потерявшись где-то в общей схватке. Единственное, что я знал благодаря Кошмару, это то, что она была ещё жива.

— Ничего не скажешь, Светоносный? — едко спросил я, посмотрев на молчаливого ангела, что бесстрастно смотрел на погибающий город. — Обычно тебя не заткнёшь, а сейчас ты удивительно молчалив.

— И что же я должен сказать? — чопорно поднял бровь чернокрылый ангел.

— Не знаю, — я в самоуничижении помахал рукой. — Что такова природа человека, что, естественно, ты ожидал подобного исхода событий. Может быть добавишь, что во всём случившемся моя вина.

— А какой в этом смысл? — легонько улыбнулся Светоносный. — Ты и без меня прекрасно справляешься с ролью своего мучителя. Вы, люди, поразительно, компетентны в вопросе самоуничтожения. Интересовал ли тебя вопрос, как много миров, где человечество уничтожило само себя?

— Я подозреваю, что ответ мне может не понравиться? — с черным юмором уточнил я, на что ангел заливисто рассмеялся.

— Зависит от тебя, Призыватель. Но существует не так много столь распространённых рас, что так упорны в саморазрушении. Может, именно поэтому я никогда не мог относиться к вам с равнодушием. Слышали ли вы когда-нибудь выражение, что ненависть — это одна из высших проявлений лести?

— Ага, а теперь скажи, что смерть — это прямой путь к жизни…

— Воистину, устами младенца…

Больше не обращая внимания на ангела, я посмотрел на остальные свои творения и потерянно стоявшего в стороне Тошики. Все они собрались прямо здесь, в моей личной резиденции, возведённой точно по центру города. Само здание, хоть и было высоким, но не представляло собой ничего особенного. Оно было времянкой, призванной существовать, пока не будут построены все ключевые постройки города. Впрочем, я очень сомневался, что этот уродливый кусок камня что-то теперь сменит.

Я мысленно постарался подавить нарастающую депрессию и сконцентрировался на том, что всё ещё не потеряно.

Марионетки Безымянной продолжали оставаться верными Первому творению, поэтому сейчас они сконцентрировались на нижних этажах башни, убивая всякого, кто хотел вторгнуться внутрь.

Там же расположились и Рамод с жалкими остатками верных ему монахов. От бывших последователей благословенного пути я ожидал большей твердости, но они сломались так же легко, как и прочие практики.

Если добавить сюда ещё и моих творений, то на этом положительные активы и заканчивались.

Осознавшие, что они скоро умрут, совершенствующиеся набросились на склады с припасами. Вот только практиков было много, а еды было мало, зато техники отлично изничтожали всё на своём пути.

Как итог, у нас больше не было складов, а уже очень скоро всех нас должен был ждать голод.

К счастью, я успел отдать приказ набрать еды, но марионетки Безымянной успели унести не так много, как хотелось бы.

Дыхание резко перехватило, и я глубоко закашлялся. Вновь подняла голову паника, но я привычно засунул её куда поглубже. Словно повторяя за мной, чуть в стороне раздался такой же, как и у меня кашель.

— Создатель, ты как? — обеспокоенная Лилит положила мне руку на плечо и вопросительно заглянула прямо в глаза. — Принести вам попить?

— Не надо, — я благодарно сжал её пальцы, но убрал руку, повернувшись к единственному из нас, кто тоже заразился. — А ты как, Тошики?

После того, как болезнь коснулась меня, творения очень сильно обеспокоились, не оставляя их создателя ни на секунду. Даже Баал и тот поддался общей истерии и спросил меня о самочувствии.

И хоть я ценил их беспокойство, но всё было не так плохо, как могло быть. Текущий по моим венам чистый Кошмар заметно ослаблял негативные эффекты чумы, от чего я чувствовал себя не в пример лучше остальных больных.

Разницу между мной и остальными было отлично видно по тому же Тошики.

— Так себе, Хан, — попытался ухмыльнуться Кома, но сумел выдавить лишь гримасу. Он зябко кутался в свою одежду, постоянно чувствуя нестерпимый холод. Он убрал руку под халат, но я успел заметить, на ладони капли крови. Именно этой рукой он и прикрывал рот. — Чувствую, будто меня одновременно знобит и жарит. Ужасное чувство, от которого никуда не сбежать и спрятаться. Я одновременно получаю удовольствие и в то же время содрогаюсь от ужаса. Глядя на них, — Тошики кивнул на продолжающееся внизу безумие. — Я их в чём-то понимаю. Когда тиски отчаяния слишком сильно тебя сжимают, то единственным способом хоть как-то отвлечься выглядит лишь насилие.

— Но это не наш путь, — резко закончил я. — Должно же быть какое-то лекарство. Какой-то способ замедлить болезнь, пока мы ищем способ всех вылечить!

— Хан, этой болезни больше тысячи лет… — болезненно закашлялся Тошики. — Многие практики искали к ней лекарство, но…

— Это не та Чума, о который вы все знаете, — фыркнул я. — Та чума убивала всех, эта же сначала начала лишь с полубогов! Готов поспорить на плошку риса бога Риса, что за всем этим кто-то стоит! И если учесть всю сложность подобной задумки, то я очень сомневаюсь, что тот, кто это придумал, не оставил себе запасного плана.

— Думаешь, где-то существует лекарство? — в потухших глазах Тошики вспыхнул небольшой огонек надежды. — Но где? Как мы его найдем?

— Понятия не имею, — честно признался я, заставив Тошики остолбенеть. — Но правильно поставленные вопросы, это хотя бы начало пути. Это лучше, чем превратиться в гребаных животных, режущих себя и всех на своём пути.

— Кстати, а кто этот Бог риса? — любопытно спросил Кома.

— Кто? — переспросил я. На Краю сознания вертелась какая-то мысль, но я никак не мог её ухватить.

— Ну, Бог риса, которого ты постоянно упоминаешь. Я спрашивал у других жрецов, и никто никогда о нём не слышал. Почему ты дал распоряжение продвигать Кошмар, но никому не упомянул о Боге риса?

Несмотря на всю тяжесть ситуации, я откровенно засмеялся, чувствуя, как стресс немного отступает.

— Потому что я просто придумал этого бога. — признался я, глядя как отвисает челюсть Тошики.

— Ты… придумал… бога?

— Ага. Изначально это было что-то вроде внутренней шутки, но постепенно я понял, что уже не могу от него отказаться. Всякий раз, когда жизнь подбрасывает мне очередное дерьмо, вроде чего-то