Гвардеец - Дмитрий Дашко

Девушка в подтверждение перекрестилась.

Да, она не врет. И та натянутая обстановка в доме Сердецких служит еще одним доказательством. Управляющий, увидев человека в мундире, перепугался не на шутку. Что же такое мог привезти пан Потоцкий? Очевидно, что-то запрещенное законом, то, ради чего загубить человеческую жизнь — плевое дело. Понятно, что управляющий не стал убивать Михая, потому что побоялся ответственности и решил переложить ее на плечи хозяев. Нормальное, в принципе, решение. Никуда парень из поруба не денется, кругом вооруженная охрана — не зря лакеи мушкеты с собой таскают. Понятно, что вояки из них так себе, но на худой конец и такие сгодятся.

Внешне — тишь да гладь, не прояви я служебного рвения, не приди сюда, и не нарвись на невесту Михая, все было бы шито-крыто.

Можно пойти в полицию или Тайную канцелярию, хоть к самому Ушакову, если застану его, разумеется. Но в полиции меня с беспочвенными подозрениями могут поднять на смех: кто такой я, и чего стоят показания крепостной девки? Понятно, что бросить тень на репутацию князей Сердецких нам не удастся.

Тайная канцелярия — дело темное. Угоди я к давнему знакомцу Фалалееву, еще не известно, чем все закончится. Любит чиновник проявлять служебную инициативу, к тому же еще должок перед Огольцовым не отработал, зря тот ему деньги что ли совал, даже меня не постеснялся. Возьмет меня под белы рученьки и в холодную… С него станется.

Нет, ситуацию надо исправлять собственными силами. Вернее, почему только собственными… Эх, пан или пропал! У меня под ружьем целое капральство. Если взять дом Сердецких приступом, да так, аккуратненько, без пролития лишней крови — глядишь, и Михая освободим, и злоумышленников на чистую воду выведем.

— Ядвига, а Потоцкий и его люди где?

— Он думал застать князя Сердецкого-старшего, а тот в Москву по делам уехал, а Тадеуш на охоте вторую неделю пропадает. Никто не знает, когда обещался вернуться. Пан Потоцкий расстроился, плюнул, оставил двух хлопцев груз охранять, а сам в Польшу обратно двинулся. Злой он, — решительно добавила девушка.

— А сколько в доме всего прислуги?

— Немного осталось, почти все с князьями отбыли. Управляющий вот остался, с ним лакеев трое, сторож еще, хлопцы пана Потоцкого. Михай в порубе сидит под замком. Кухарок и девок перечислять?

— Не надо, — улыбнулся я.

Выходит, в доме семеро мужчин, способных держать оружие. Нас вдвое больше. Подходящее соотношение для штурма.

— А кто ворота охраняет?

— Сторож Сигизмунд. Он хоть и старый, но рубака отменный.

— Этот тот, красномордый, — догадался я. — А как-нибудь можно его отвлечь, чтобы ты смогла незаметно открыть нам ворота?

— Ой, пан офицер, дядька Сигизмунд очень строгий. Его не обмануть.

— Хорошо, — кивнул я. — Не будем тебя подставлять. Еще не известно, чем мероприятие кончится и в какую бутылочку выльется. Ты можешь рассказать, кто где находится?

— Конечно, — просияла девушка, еще не догадываясь, в какую авантюру вовлекает себя и нас.

Мы расстались минут через двадцать. Она убежала, весело порхая, будто полевая пташка, а я отправился на полковой двор, стараясь не думать на тему: чем все закончится и что из этого выйдет. Если в расчеты закралась маленькая и досадная ошибка, я в лучшем случае познакомлюсь с курортными местами Сибири, в худшем… в худшем, как говаривал мой армейский друг — татарин Рафаэль Хуснутдинов: «Секир глупый башка!»

Вот он — момент истины. Сумею ли повести за собой людей на дело, перспективы которого столь туманны? Доверяют ли они мне, пойдут ли за мной?

Пока что мой авторитет в капральстве «дутый», гвардейцы не видели меня в бою, если и исполняют приказы, то больше из соображений дисциплины. По большому счету — я никто, ноль без палочки. Грустная, но все же, правда.

Люди вокруг имеют за плечами суровую школу жизни. Это не изнеженные барчуки, к которым можно смело приравнять меня. Они воевали, а война всегда оставляет свой отпечаток на человеке. Можно вспомнить «афганцев», тех, кто прошел Чечню. Это не видно сразу, но потом становится ясно — они другие! Не лучше, не хуже — просто не такие как все. Тот, кто шел в атаку, смотрел смерти в лицо, не мог остаться прежним.

Я прекрасно осознаю, что тот же Чижиков знает и умеет многое гораздо лучше меня. Он понюхал пороха еще в крымских степях, отбиваясь от наседающих татар, рубясь в кровавой сече, едва не угодил в плен. Жаль, наш «дядька», которому на самом деле стукнуло всего сорок, не любит распространяться на эту тему. А таких «чижиковых» только в моем капральстве больше десяти — остальные либо совсем «зеленые», вроде меня и Карла, либо солдаты, переведенные из гарнизонных полков Москвы и Петербурга. Ну и Михай… Он вообще случай особый.

Гренадеры выстроились в одну линию.

— Вот что, братцы, — сказал я, прохаживаясь вдоль строя, — я не имею права приказывать вам в этом случае. Решайте сами. Я возьму с собой только охотников. Думайте, гренадеры.

— А чего думать, — выступил вперед Чижиков. — По себе знаю: ради хорошего дела можно и животом рискнуть. Глядишь, на небесах, когда дадут раскаленную кочергу лизать, зачтется.

Гренадеры заговорили:

— Надо выручать Михая, не по христиански это, товарища в беде оставлять.

— Жаль хлопчика, молодой совсем.

— Он мне алтын должен, что я теперь без денег своих останусь опосля энтого? — с хитринкой в голосе произнес Михаил Михайлов — гренадер, успевший обзавестись семьей и настрогать трех детишек.

Он хлопнул себя по ляжкам и со скорбной миной добавил: — Меня ж баба моя со свету сживет. Что же получается: заместо одного Михая двое сгинут и все Мишки. Выручайте, братцы!

Его шутка разрядила обстановку. Солдаты заулыбались.

— Не волнуйся Михайла, мы и тезку твово спасем, и тебя самого от супружницы выручим.

— Могем и в чем другом с женой подсобить, ежели сам не справляешься.

Снова грохнул смех.

— Благодарю честное обчество, — Михайлов согнулся в шутливом поклоне.

— Так что насчет охотников? — спросил я.

— А ничего, — спокойно ответил Чижиков. — Все пойдем, господин капрал, полным капральством выступим.

К горлу подкатил упругий комок, на глазах выступили предательские слезы. Вроде считал себя непрошибаемым циником, а тут…

— Спасибо, — кивнул я, отворачиваясь в сторону.

Всем капральством зашли в дом, в котором была устроена полковая церковь, помолились. Даже Карл, крестился, глядя на образа православных святых.

— Кузен, надеюсь, ты знаешь, что делаешь, — произнес он, подойдя поближе.

— Мне бы твоей уверенности, — глухо произнес я.

Меня колотил нервный озноб. Понимающий «дядька» предложил пропустить по чарке водки, но я отказался: