Лунный свет - Патриция Райс

– Я был в Кембридже и знаю только то, что мне сказали. Я хотел убить Хита, но он бы никогда не принял вызов от школьника. Потом он уехал на войну, прежде чем я вернулся домой. Много лет я учился фехтовать так же хорошо, как он, чтобы, когда представится возможность, смог убить его. Но он одолел меня. Он мог прикончить меня, но не сделал этого. Именно тогда я понял, что он не мог убить Луизу, что бы она ему ни сделала.

Глаза Обри расширились от ужаса, когда она это услышала.

– Убил Луизу? Вы думали, что он убил вашу сестру? Что навело вас на такую ужасную мысль?

– Так думают все, Обри. Вот почему Хита не принимают в порядочном обществе. Могло не быть доказательств, он мог не быть под судом, но молва признала его виновным. Мне жаль, я думал, вы знали.

Ошарашенная Обри уставилась на пестрые пятна солнца на сочной траве. Многое стало теперь понятным, и она не знала, что думать. Она должна доказать всем, что они ошибаются, снять с Хита ужасное обвинение. Но задача казалась неразрешимой.

– Как она умерла? – тихо спросила она.

Харли не хотелось разрушать невинность на детском лице, но что-то в том, как она смотрела, подсказало, что он зашел слишком далеко, чтобы отступить.

– Во всех сообщениях был один и тот же аргумент, и очень весомый. Луиза сбежала из дому, а Хит ее преследовал. Очевидно, она ускакала в ярости спустя несколько минут после того, как Хит вернулся домой. Его коня еще не расседлали, и он пустился в погоню. Я никогда не слышал от Хита, что произошло. Все, что я знаю, это то, что Луиза была умелой наездницей и знала каждый дюйм земель аббатства. Она никогда бы не пыталась перепрыгнуть карьер, в котором ее нашли. К тому времени, когда Хит привел подмогу, чтобы вытащить ее, она умерла. Вместе с ребенком, которого она носила, и который был зачат в то время, когда Хит был в плавании.

Наступило глубокое молчание, молчание, прерванное скорбным звоном колокола. Харли никогда раньше не говорил об этом факте вслух, и нахлынувшая на него боль отбила всякую охоту к разговору. Обри продолжала держать его за руку, ощущая его страдание и будучи сама оглушенной головокружительным водоворотом разоблачений.

Хит был гордым человеком и тяжело трудился, чтобы преодолеть разруху и запустение, вызванные образом жизни его отца. Всеми силами он старался сохранить в целости и сохранности свою семью и имел все основания полагать, что сможет создать свое счастье и будущее. А его жена все это разрушила, разорив его и сделав рогоносцем. Какой здравомыслящий мужчина поверил бы, что он не сбросил ее со скалы? Возможно, ненамеренно, возможно, они поспорили, он толкнул ее, и она упала, но ее смерть, несомненно, была делом его рук.

Глубокая тоска заполнила сердце Обри. Как бы ни умерла Луиза, Остин достаточно натерпелся из-за ее гибели. Обри не могла заставить себя поверить в то, что Остин причастеп к смерти первой жены, но она понимала, почему ее смерть тяжким грузом легла на его сердце. Были ли у нее шансы убрать эту ношу и воскресить его?

Она прикоснулась к щеке Харли.

– Спасибо, что рассказали, Харли. Вашу сестру и Остина нельзя винить за опрометчивый брак. Это случается каждый день. И не нам их судить.

Харли тяжело вздохнул и запечатлел братский поцелуй на ее лбу.

– Конечно, вы правы.

* * *

Одинокая фигура на пригорке позади них наблюдала за этой сценой с болью, но пониманием. Харли хороший человек, он для нее намного лучше, чем вялый Джеффри, хотя Харли не может претендовать на титул или благородное происхождение. Он богат и молод и однажды станет для нее прекрасным мужем. Скандал вокруг развода не отпугнет его. Он не мог желать лучшего развития событий, чем это.

Умом он это понимал и одобрял. Но почему тогда он чувствует себя так, словно в сердце ему загнали кол, и над ним закрылась крышка гроба?

Сжав челюсти, чтобы унять боль, раздирающую сердце, граф Хитмонт повернул лошадь на дорогу. Он вернулся сегодня пораньше, чтобы посоветоваться с Джоном о пропажах овец на дальних пастбищах, а также о том, чтобы покрыть соломой сеновал. Пришло время начать знакомиться с состоянием своих земель.

Несколькими неделями позже, когда корабль был почти закончен и готов к плаванию, проливной дождь дал Остину повод остаться дома и приняться за горы бумажных дел. Сохраняя дистанцию, ему удалось вбить клин между собой и Обри, и она не решалась его потревожить. Она оставила его в одиночестве и ушла по своим делам, когда он уселся за стол с заплесневелыми гроссбухами и грудами пожелтевших грамот.

Но даже в тиши кабинета, когда дождь барабанил по сводчатым окнам, а огонь весело плясал за каминной решеткой, Остин не мог сосредоточиться. Пара смеющихся зеленых глаз стояла перед ним, когда он погрузил перо в чернила и прикоснулся к бумаге. Когда он пытался разобраться в поблекших каракулях старых гроссбухов, ему чудились то маленький подбородок, то обиженно надутые полные губы. Он уставился на огонь и увидел летящие по ветру медвяные волосы.

Молчание жены начало тревожить его. Пока он отсутствовал дома, то знал, что за ней приглядывают. Каждый день он получал сообщения от Джона или своей матери о том, чем в этот день занималась Обри. Он знал, когда она отправлялась с семьей Сотби на пикник, знал, когда Харли приезжал, чтобы взять ее на верховую прогулку, знал о попытках нанять слуг и уладить старые ссоры. Он чувствовал неодобрение в одних сообщениях, насмешку в других, но во всех них сквозила симпатия к ней. Маленькая графиня потихоньку прокладывала себе дорогу к сердцам жителей графства.

Маленькая графиня и ее любимцы, мог он добавить, когда один из котят прыгнул ему на колени и принялся ластиться, требуя внимания. Животных в доме прибавилось – Остин заметил маленького ягненка в конюшне с Балериной и выводок желтых крошечных цыплят у кухонной двери, но не делал никаких замечаний по поводу растущего поголовья.

Остин встал и, неся урчащего котенка, бесцельно направился в холл. Он думал услышать голоса прислуги, или шум уборки, или хотя бы сюсюканье Обри с ее любимцами. Но больше всего ему хотелось услышать ее смех.

Только настойчивость помогла графу отыскать ее местонахождение. Дверь в библиотеку была слегка приоткрыта, он заглянул в нее, почти уже поверив в то, что она пуста, но тут уловил аромат сирени. Тихо толкнув дубовую дверь, он шагнул в полумрак.

Облаченная в тонкий белый муслин, легкая фигурка Обри казалась сгустком неземного сияния на фоне унылых грязных полок с заплесневелыми книгами. Она задумчиво смотрела на потолок, туда, где дождь сочился через трещину в прогнившей деревянной балке и ручейком стекал за древние религиозные трактаты.

– О чем бы вы ни думали, я не в состоянии купить это, – сказал Остин, и его голос эхом прокатился по лишенной ковров комнате.

Оторванная от своего занятия, Обри взглянула в сторону двери, и уголки ее губ дрогнули в улыбке. Облаченный по-домашнему: в жилет без сюртука и брюки из лосиной кожи – Остин выглядел настоящим хозяином своего дома. Только мурлычущий котенок на руках вносил в его облик легкий диссонанс. Глубокая голубизна глаз смягчала выражение его лица, и она почувствовала внезапное желание отбросить кудри, ниспадавшие на высокий лоб.