Удержать престол - Денис Старый

допущений, нарушений, что имели место тогда, смущали умы думающих людей. Ну, а те, кто не особо стремился использовать собственный мозг, захламляли этот орган фантазиями рассказчиков.

Та невеста была католичкой, так и не сменила веру. Эта же — православная с рождения. Марина была незнатная, непонятного роду-племени, по крайней мере, для восприятия русского человека. Эта же… вроде бы и царевна, уже отмучившаяся за прегрешения своего батюшки — Бориса. Хотя и Годунова уже не так полощут и порицают, вроде бы и царем был неплохим, несмотря и на голод. Да и вообще, справедливость восторжествовала — снасильничал Димитрий Ксению, так и грех тот исправляет.

— Говорю вам, то Марина ведьмой была — она окрутила царя нашего, — говорила Марья, жена стрелецкого полусотенного Никифора.

Но ее мало кто слушал. Только сейчас многие ощутили, сколь важна была для всех соседей героически погибшая Колотуша. Вот та новости передавала интересно, подробно, умела увлечь народ.

— Тогда и Димитрий Иоаннович, словно опутанный чарами, окружал себя ляхами, а нынче побили тех еретиков под Брянском, словно кур, — поддержал разговор Митька.

— А ты что ж, Митька, не пошел в царевы опричнинные, а лясы с нами точишь? — спросил Матвей, Авсеев сын.

— Так и не опричнинные-то, а царские особливые войска. Кто ж меня, худородного, в опричники возьмет? И морд волчьих мы носить не будем! — чуть обиженно говорил Митька.

Парень, действительно, прошел отбор в императорскую гвардию, в государевы сторожевые полки. У многих не выходила из головы ассоциация с опричниной, что учинил некогда Иоанн Васильевич, оттого и называли новые войска на известный уже лад.

К опричнине, впрочем, по разному относились, потому Митька не был категорично порицаем обществом. Были и те, кто осуждал тех опричников, иные говаривали, что в битве при Молодях опричники мужно сражались и не щадили своего живота, защищая русскую землю от порабощения крымским ханом.

Но большинство побаивались таких воинов, тем более на фоне жесткости нового царя. Только что вся Москва осознала и еще больше уверовала, что государь истинный сын Грозного отца. Более ста казней за четыре дня! И при Иоанне Васильевиче такое бывало редко. И теперь вот это воинство непонятное, которое, наверняка, станет кровью скреплять царскую власть.

— А что, Матвей, коли взяли тебя в опричненное войско, так, чего же ты тута? — не унимался Матвей.

Ремесленник, которому пришлось взять отцовское дело, да и присматривать за мастерской своего погибшего крестного отца, завидовал сироте-Митьке. Матвей так же грезил героически сражаться за православную веру, царя и Отчество, как об этом красиво рассказывал на Лобном месте Козьма Минин. Тогда, после речей царского бирюча, многие мужики были готовы хоть сейчас все бросить, да податься в ополчение, кабы оборонить… оказалось, что любимое Отечество. Никогда ранее так не любил Матвей Родину, как после речей Козьмы Минича.

Но, не может он оставить свои мастерские. Сейчас оживает торг и обувка все более востребована. Более того, Матвей собирался вступить в сговор с иными сапожниками и скорняками, кабы открыть мануфактуру.

Что это за зверь такой, та «мануфактура», никто толком не знал. Однако, тот, кто ее открывает, получал от государя дозволение год не платить в казну налогов. Так что ушлые мастера и решили открыть мануфактуру, вложиться в нее, якобы сладить, но, а там, по старинке, ладить свои товары в мастерских. Правда, была одна сложность — царский приемщик должен бумагу дать на открытие, и обмануть может и не получиться. Но, как говорили многие, можно дать два рубля тому приемщику и он подпишет все, что нужно, еще и совет даст, как правильно скрывать от государевых людей, что мануфактура та не работает.

— Нам говаривали, что мы должны стать тем порядком, нарядом, кабы царя и Отечество охронить и от внешнего ворога, и от внутреннего, — горделиво говорил Митька.

— Так чего ты здесь, а не в полку? — с нотками раздражения спросил Матвей.

— Через месяц токмо в полк. Нынче ентих… командиров расселили в селах, а после так и мы, — спокойно отвечал Митька, не замечая, как Матвей все более злится.

В сторонке молчала Милка, что в сопровождении пяти стрельцов прибыла в дом, который уже покидала, если не навсегда, то надолго. Она переезжала, как порядочная офицерская жена, вслед за мужем. Егора определили в наставники подлого боя, в Тушино, где будет формироваться Государев Тушинский Сторожевой полк. Молодая женщина удивлялась, что буквально за месяц, она смогла обрасти таким количеством вещей, что нужно было две подводы, кабы все вывезти.

— Милка! Ты чего стоишь там? И где Демьях? — спросила Марья, жестом показывая жене воинского наставника подойти.

Милка тушевалась. Она не любила хвастаться, а тут придется рассказать и о том, что с Демьяхом специальная мамка, которую по слову государя, представили к брату. Могла она возгордиться и тем, что царь-император приказал выделить Милке отдельную горницу в женской половине дворца, недалеко от покоев царевны Ксении. Пусть это все было временно, и уже через две седмицы Милка с Егором отправится обживать новый дом в Тушино, но сейчас-то, чуть ли не боярыня.

Но она ничего такого не расскажет, скромность не позволит.

*………*………*

Я стоял в Успенском соборе со свечой в руках, хор прославлял благословлённое Богом супружество. Передо мной и Ксенией стоял уже бывший патриарх Иов и спрашивал у Ксении, подтверждает ли она, невеста, что имеет желание вступить в брак, и что оно свободное и непринужденное. Моя уже почти жена, сделав небольшую паузу, все-таки сказала «Да». Я отвечал ранее, решительно и без задержек. Думать нужно было до таинства, а не во время его.

Венчание, наверное, было «лебединой песней» одного из великих людей православной церкви, Иова, первого русского патриарха. Слепой, или почти слепой, Иов сам попросился провести обряд. Или он всегда был таким сентиментальным, или уже в преддверии скорого Божьего суда, стал таковым, но старик самолично хотел совершить таинство венчания Ксении Борисовны. Именно так, не я, государь, был причиной желания Иова, а его черноволосый, симпатичный, с пронзительными темными глазами, беременный осколок прежней жизни, эпохи, воспоминаниями о которой живет свои последние месяцы бывший патриарх.

— Дети мои, нужно жить в согласии, быть единым целым. Тебе, Ксения, чтить своего мужа и помнить, что жена есть суть ребро от мужа своего… — давал наставления Иов после окончания обряда венчания.

Теперь я муж. Второй раз в двух своих жизнях. Или даже первый, ибо в прошлой