Нефритовый жезл - Роксана Чёрная

— Да, мы посмеёмся, — сказала Гермиона, облизав враз пересохшие губы.

Совершенно несмешно.

Не отрывая взгляда друг от друга, они легко соприкоснулись губами, раз, другой, чувствуя, как по телу прокатывается дрожь возбуждения.

Совершенно не неловко.

Гарри провёл языком по её губам так, как хотел, и она прикрыла глаза и тихо простонала.

Не друзья.

Гарри замер от этого вибрирующего звука и с гортанным рычанием впился в губы Гермионы, языком раздвигая и проникая внутрь. Он прижался к ней всем телом уже без страха показать своё желание. Языки сталкивались друг с другом в этой нежной схватке, губы непрерывно раскрывались, воздуха почти не осталось.

Прошла минута, или полчаса, или целая вечность. Гермиона сжимала его плечи руками, а Гарри наконец накрыл её грудь ладонью и легко сжал сосок сквозь ткань пижамы.

Она вдруг отпрянула, прижимая дрожащие пальцы к губам.

Что происходит?

Она вся трепетала и не могла поверить в то, что сейчас произошло. Рыдание вырвалось из её горла, и слёзы потекли по щекам.

Поцелуй Рона не вызвал и доли тех чувств, что сейчас обуревали её. Она ведь думала, правда думала, что он нравится ей, но такого взрыва чувств он у неё никогда не вызывал.

Рон так часто склонял её к постели, но она всегда успешно отнекивалась.

Но здесь, сейчас — она хотела Гарри! Хотела его всего! Без остатка! Хотела отдаться ему! Хотела почувствовать его в себе. Внутри всё сжималось и горело, словно ей хотелось напиться в самый жаркий день. Ей необходимо было утолить эту жажду, отголоски которой она чувствовала во время полета на Гиппогрифе и во время редких объятий с Гарри.

Сейчас.

— Гермиона.

— Гарри.

Слова были больше не нужны, губы, руки и тела всё за них сказали. Голова пошла кругом, и ими овладели чувства.

Легко качнувшись, Гермиона упала в его объятия и замерла от восторга, как это было хорошо, правильно, естественно и прекрасно.

Так хорошо, когда Гарри гладил сильными шершавыми руками её тело, срывая пижаму, опаляя своим дыханием её нежную кожу.

Так правильно чувствовать его губы на груди, сосках и шее, стремительно расстёгивать его ремень и касаться там, куда могли дотянуться руки, губы и язык.

Так естественно сталкиваться телами, бёдрами на каждом движении и в унисон стонать от нахлынувших ощущений.

Так прекрасно парить на самой вершине экстаза и падать в бездну наслаждения, что дарил оргазм, потрясший обоих до глубины души.

— Столько времени впустую, — говорил Гарри, бесконечно целуя её влажное лицо, всё ещё лениво скользя внутри неё.

— Не говори так, — улыбалась она, поглаживая его спину там, где оставила следы от своих ногтей. — Счастье не должно даваться легко.

— Нам оно далось слишком трудно. Я люблю тебя. Я всегда тебя любил. Я не понимаю, почему забыл об этом и почему ты сама не сказала мне.

— Разве это важно сейчас? Я люблю тебя. Даже не верится, что я могла думать иначе, — простонала она, и двигала бёдрами медленно и нежно в такт его рывкам.

— Теперь, пожалуй, и свадьба не кажется мне таким поспешным решением.

Гермиона замерла и раскрыла глаза.

— Ты хочешь…

— Конечно, — шептал Гарри, немного ускоряясь. Гермиона чувствовала, как член его увеличивается и твердеет. — Завтра я хочу сделать тебя своей женой. Отказ не принимается. Хотят веселиться, пусть веселятся, но на нашем венчании.

Гермиона если и хотела что-то сказать, то не сумела, поддавшись на его требования страсти и задыхаясь от собственного возбуждения, недавно схлынувшего и тут же набирающего прежние обороты.

— А после венчания сразу рванём в Австралию, — сказал Гарри и, закинув стройные ноги Гермионы себе на плечи начал двигаться быстрее, сильнее, жёстче.

Гарри и хотел бы забыть обо всём, кроме стонущей под ним девушки, выкрикивающей его имя на каждом выдохе. Но в голове роились мысли о том, каким все видели его идиотом. Каким идиотом он был на самом деле. Он чуть не потерял то единственно ценное, что было у него в жизни. Любовь. Как часто Дамблдор произносил это слово, при этом зная, чего лишил Гарри. Наверное, стоило отправиться в замок и поговорить с портретом бывшего директора, но Гарри больше не видел смысла.

Зато видел смысл вжимать в диван любимую и вбиваться в неё снова и снова, чтобы доказать всем, а главное самому себе, что может быть счастливым, назло Дамблдору, Снейпу, магическому обществу и самой смерти. Гермиона забилась под ним, до крови раздирая его кожу и громко простонав его имя.

Он посмотрел ей в глаза, поцеловал, заглушая собственный стон и последовал за ней, сотрясаясь от оргазма и изливаясь в узкое пространство.

Гермиона часто дышала, крепко прижимая его к себе и медленно открыла глаза.

— Ты совсем распоясалась. Давно пора спать, а ты чем занимаешься?

Гермиона устало посмеялась и медленно встала, чтобы повести его душ и в постель.

Несколькими часами позже они проснулись от лучей летнего солнца, согревающих их лица сквозь окно, и одновременно открыли глаза и посмотрели друг на друга.

— Сегодня тяжёлый день, — сказала она тихо и провела рукой по его растрёпанным волосам.

— Боюсь, как бы он не закончился в больнице. Не знаю, что хуже, кулак Рона или летучемышиный сглаз Джинни.

— Они всё поймут, — решительно сказала Гермиона и потянулась к нему для поцелуя.

Гарри не был столь уверен в этом, но сейчас его больше волновала Гермиона: её мягкие губы, тёплые, осоловелые глаза и приглашающе раскрывшиеся бёдра, между которыми он без промедления лёг, чтобы пожелать любимой и себе самого доброго утра.

Тишину ванной нарушали только шум льющейся войны из душа и тихие стоны за шторкой. Гарри с Гермионой, проснувшись с утра, первым делом направились умыться, но такое простое действие заняло у них гораздо больше времени, чем они рассчитывали. Они соприкасались влажными телами, снова и снова впивались в губы, обжигая дыханием, возбуждая желанием, которое было в их глазах, руках, телах, что так прекрасно подходили другу другу.

Прервавшись на мгновение, Гермиона потянулась за мылом на полочке справа от нее, но оно выскользнуло из руки. Она звонко рассмеялась и, развернувшись, наклонилась, чтобы его поднять.

Вожделение приятной волной омывало тело Гарри, как и теплая вода, но когда он увидел, как Гермиона нагнулась, а между ягодиц мелькнул островок розой плоти, в его голове зашумело, а дыхание прервалось. Он немедля взялся за влажные ягодицы, впиваясь в них пальцами, склонился к ее открывшемуся тайному местечку и накрыл его губами.