Фронтовые записки немецкого танкиста - Вольфганг Фауст

Сообразив, что стою на корпусе «Тигра» открытый всем снарядам и пулям, я быстро юркнул за башню танка, чтобы хоть немного обезопасить себя, хотя под жалюзи моторного отсека, на которых я стоял, кое-где светились язычки племени. С ужасом я обнаружил, что голова летчика люфтваффе так и осталась лежать на корме танка, обратив к небу свои голубые глаза.

Я услышал, как рыдает русская пленница внутри корпуса танка, но, когда Вильф и Хелман выбрались из башни, они двинулись от танка, не обращая никакого внимания на эти рыдания.

– А пленница, – крикнул я им, – она ведь осталась внутри!

– Да брось ты ее, – сказал Вильф. – Танку конец. Он горит.

Хелман, держа свой МП-40, хлопнул меня рукой по плечу.

– Хочешь спасти девочку от смерти? – спросил он тоном полным иронии. – Давай, постарайся.

С этими словами он протянул мне маленький ключик.

Я взглянул на него, отметив для себя столь привычное выражение кошачьих глаз, поблескивавших в свете солнца, и вернулся в танк сквозь люк башенного стрелка. Русские пули рикошетировали о броню и шипели, попадая в снег. Оказавшись внутри башни, я смог сквозь дым увидеть русскую пленницу, пытающуюся избавиться от своей цепи. Изуродованное тело летчика люфтваффе рядом с ней уже лизали язычки пламени по мере того, как бензин пропитывал его комбинезон.

Пленница была пристегнута к стеллажу для хранения боезапаса цепочкой с наручником на конце. Используя полученный от Хелмана ключ, я отстегнул ее от стойки. Горящий бензин потихоньку пробивался сквозь щели моторного отсека, пламя свистело и шипело, стекая в корпус танка. Русские снаряды били в переднюю часть «Тигра», отрывая от него все новые и новые части[79] – шаровой шарнир МГ, бортовой бронелист у места стрелка-радиста – с оглушительным грохотом. Я схватил русскую пленницу в охапку и втащил ее в башню, подальше от ужасного пламени, а потом открыл круглый люк в задней части башни.

Втолкнув ее через этот люк головой вперед, увидел, что она сама начала работать руками и ногами, пробираясь сквозь дым и пламя моторного отсека. Хелман схватил ее и буквально вытянул наружу, я последовал за ней. Выбираясь из люка, я проскочил сквозь огонь, выбивающийся из вентиляционных жалюзи моторного отсека, и скатился по ним в снег за кормой танка. Там же теперь были и русская пленница, Вильф и Хелман, которые скрывались за броневой громадой танка. После израсходования всего боезапаса и горючего в нем нечему было теперь взрываться и гореть, так что стальная громада «Тигра» просто стояла, подобно броневому блокгаузу, вздрагивая от каждого нового попадания снаряда.

Я успел увидеть, как одна из «Пантер» получила попадание в башню, которая разлетелась на множество отдельных фрагментов,[80] а сидевшие внутри ее члены экипажа рухнули обгоревшими телами на днище танка. Экипаж другой «Пантеры», явно расстрелявшей весь боезапас, покинул свою боевую машину и попытался, пустившись бегом, укрыться в одном из дотов. Взвод русских пехотинцев перехватил их по дороге к доту и переколол всех штыками. Один из русских, бежавший в конце этого взвода, стреляя из какого-то автоматического оружия, бросился к аппарели на мост. Пули, выпущенные по нему нашими пехотинцами, поднимали фонтанчики снега совсем рядом с ним. Одна из них попала в него, он проковылял и упал рядом с нами за нашим «Тигром», кровь сочилась у него из раны в бедре и окрашивала его белый маскировочный комбинезон.

Он посмотрел на нас, понял, что не сможет дотянуться до своего автомата, и нерешительно поднял руки в знак того, что сдается. Хелман прикончил его одиночным выстрелом в грудь из своего МП; затем он повернулся ко мне, Вильфу и русской пленнице.

– Я вижу, сюда подходит другой наш «Тигр», – сказал он. – Мы сядем в него и так пересечем мост.

Схватка около дотов уже превратилась в ожесточенную рукопашную. Наша минометная батарея за дотами, почти не целясь, посылала мину за миной на равнину вдоль берега, разрывы мин уничтожали группу за группой русских пехотинцев, как только те предпринимали попытку броситься вперед. Всякий раз, когда русские карабкались по замерзшим трупам своих товарищей, чтобы предпринять рывок к нашим позициям, дым от разрывов минометных мин тут же повисал в воздухе, а осколки косили смельчаков. Отдельные группы наших пехотинцев выбирались из траншей и вступали в рукопашные схватки с русскими, действуя прикладами и штыками. Другие германские солдаты прекращали сопротивление и отступали к мосту, все прекрасно знали, что его взрыв – вопрос только нескольких минут, а участь тех, кто после взрыва останется на занятом русскими берегу, будет хуже смерти. Однако те, кто отступал, несли куда большие потери, чем те, кто продолжал сражаться, поскольку русские пехотинцы с пулеметами особо упорно уничтожали тех, кто пытался пробраться мимо них к мосту.

Я увидел, как две СУ, неуклюже переваливаясь, приблизились к дотам и, сдвинув в сторону горящую «Пантеру», принялись методично крушить с минимального расстояния своими едва ли не морскими орудиями главного калибра железобетонные стены дотов. От стен дотов после удара их колоссальных снарядов стали отлетать здоровенные куски бетона и уноситься за реку, зачастую поражая тех немногих германских солдат, которые пытались перебраться по мосту на другой берег реки.

Наш второй «Тигр» с грохотом приблизился к нам. Его двигатель работал крайне неровно, захлебываясь, дым от горевшего масла валом валил через вентиляционные отверстия, но он все еще двигался и задним ходом поднимался на аппарель, ведущую на мост. Думаю, что его командир увидел нас сквозь приборы наблюдения своей башни, поскольку танк несколько сбавил ход. Хелман и Вильф схватились за смятый бронелист, прикрывавший сверху гусеницы, и смогли запрыгнуть на корму, под прикрытие массивной башни. Я схватил русскую пленницу и помог ей подняться туда же, где ее приняли двое этих мужчин, а потом и сам вскарабкался к ним.

Этот «Тигр» был поврежден ударами снарядов, крышки его люков частично были сорваны, с одной стороны шасси несколько опорных катков также были сорваны, в результате чего танк изрядно раскачивался. С одной стороны башни бронебойный снаряд, не пробив насквозь броню, торчал, частично погрузившись в металл и еще дыша теплом. В воздухе свистели пули и осколки.

Находившийся рядом со мной Вильф был ранен автоматными пулями в торс и ногу и лежал, скорчившись, на жалюзи моторного отделения, грудь его высоко вздымалась. Своим телом я прижал русскую пленницу к броне «Тигра», когда тот снова двинулся задним ходом, поднимаясь по рампе на мост и двигаясь по нему.

Выглянув из-за башни, я рассмотрел оставленный нами наш собственный «Тигр». Его передний бронелист был разбит снарядами русских танков, моторный отсек полностью был охвачен пламенем, части башни свешивались по бортам корпуса. Великолепная боевая машина, убийца и защитник людей, разбитый на части русскими кувалдами. Поблизости от него с одного из дотов снарядами СУ была снесена вся крыша, бетонная балка, перекрывавшая ее, рухнула на пол, задавив своей тяжестью нескольких человек, пытавшихся спастись через задний выход. Оставшиеся в живых минометчики, бросив на произвол судьбы свое оружие, отходили к мосту. Я заметил тело седоволосого офицера-артиллериста, лежавшее на берегу реки. Включил ли он часовой механизм, который должен был взорвать мост?