Как нам живётся, свободным? Размышления и выводы - Анц ИМ

устремлённости к верховной псевдодемократической «ценности» — «освобождению» «до конца». Но — что означает «исключение» выбора, нивелировка убеждений? Да то, что теперь и мнения и поступки не должны больше определяться не только естественным, но уже и публичным правом.

Поверженный выбор приводит к тотальной, крайней безответственности во мнениях и в поступках. Человеку становится не до убеждений. Там, где пьянит свобода, они «рассеиваются» и должны в целом восприниматься как не заслуживающие никакого внимания и не играющие какой-то значительной роли.

Иному в такой ситуации уже нелегко определить себя в убеждениях или в убеждённостях (если он их имеет), и он называет себя в лучшем случае как ему кажется. Толковать о признании или непризнании чего-то в состояниях своих и чужих мыслей и чувствований ему теперь, конечно, проще, и не так уж редко он вынужден вообще не «состоять» ни в чём. Об этом весьма, кажется, удачно выразился физик Гинзбург, академик РАН, лауреат Нобелевской премии, называвший себя атеистом:

Как вера в бога типа деизма, так и атеизм — это, — считал он, — «интуитивные суждения», которые невозможно ни доказать, ни опровергнуть…

(Виталий Гинзбург. «Преподавать или проповедовать». — Газета «Поиск», 2004 г., № 11 от 19.03; рубрика: «Точка зрения»).

Мировоззрения стали простыми суждениями!

Выставил какое-то из них, и тут же передумал и с ним расстался, подбирая следующее, новое. Или хорошо подобранным, «лучшим» опрокинул, разбил то, что посчитал неверным. Конечно, полагая себя всегда правым…

А ведь так и происходит на самом деле!

Стороны, претендующие на компетентность при объяснениях мира и человека в мире, могут теперь выяснять правоту друг перед другом совершенно отстранённо. — Больше нет нужды в цельных и строгих воззренческих позициях, не надо руководиться ими в конфессиональных представлениях или в научном познании; — исключительно всюду становится возможным оперировать и всё вымерять «лёгкими», «скорыми» и ни к чему не обязывающими «аргументами» — суждениями. То есть — целиком пристрастно, — в точности как то приходится делать зрителям перед цирковой ареной или покупателям перед торговым прилавком…

Новые «правила» означают, что теперь не могут существовать и обе «крайние», полярные формы самоорганизации интеллекта — светское и конфессиональное мировоззрения. Не говоря о чём-то более «мелком». И сожалеть об уроне тут уже поздно: убеждения стали не нужны и больше не могут «применяться» с какой-то сообразной пользой с тех пор как из естественного мыслительного процесса посредством сомнительных манипуляций с правом исключили возможность полноценного выбора, — с утверждением и с гарантированием свободы слова как нормалии публичного права…

И поступок, и мнение приобретают теперь полную неопределённость и как бы сливаются один в другом. — Чтобы тут мог наступить полезный эффект, нужна конкретность; — однако свободою слова (то есть — выбором безо всякого ограничения, да, собственно, уже и — не выбором) она исключается.

На практике такой «исход» оборачивается ни к чему не относимой «заумной» манерой козырять «убеждённостью». Из уст очень многих крупных и мелких управителей и функционеров, учёных и обывателей в разных странах уже несчётные разы вылетали слова: «Я убеждён…», «Я убеждена…», «Мы убеждены…», хотя за ними едва ли не всегда следовало самое обыкновенное, в чём совершенно не нужно демонстрировать никакой убеждённости: это обычное, «ровное», «общее», понятное всем восприятие реалий, не провоцирующее спора…

Частое употребление таких «убеждений» лишь опустошает содержательность речи или письменного текста, и тут надо уже прямо говорить о болезненном пустословии бряцающих убеждениями — родной матери демагогии…

Весьма любопытно, что уже и при некотором общем согласии землян по вопросу о недоказуемости «интуитивных суждений» в ход пускаются всё те же, хорошо «обкатанные», традиционные способы «доказывания».

Ими пока вовсю пользуются, в частности, исследователи, особенно в гуманитари́и. В дискуссионном же порядке этот вопрос поднимается всё реже и неохотнее, поскольку в новых условиях уже не могут ничего значить любые суждения (не говоря уже о мировоззрениях). Они останутся «недоказанными», если даже по делу будет принято конкретное решение: «да» или «нет». То есть — и само доказывание начинает терять смысл…

Поставить точку может простое волеизъявление, но не по вопросам качества суждений, а в пределах «узкого» препирательства — меж- и внутригосударственного, регионального или даже местного, а то и — частного: кто кого сумеет «пережать».

В этом случае на замену суждений приходят омытые злостью и агрессивностью предубеждения — вещь опять-таки довольно сомнительная…

Уяснить, что «иного не дано», не так уж трудно. Зато намного труднее прийти к пониманию проблемы в её особой противоречивости. — Она существует в условиях свободы слова, и если принимать эту последнюю, то ей будет вполне соответствовать и манера поведения в искривлённом публичном правовом пространстве, где закреплено господствующее положение указанной свободы.

Впрямую недоказуемость «интуитивных суждений» проявляется ущербно в массовых мероприятиях и отношениях. Например, демократические выборы вовсе не увязаны с мировоззренческими особенностями электората. Обходятся только суждениями, не вдаваясь в их качество. Почему и становятся возможными «правильный» или — «неправильный» выбор, — как то не раз происходило в США, в России и других странах или в их внутренних регионах, — когда «соревнующийся» электорат практически уравнивался в численности по обе стороны от разделявшей его черты.

«Равенство» такого покроя может быть порождено только условиями иллюзорной свободы; выбор в этих условиях в целом должен признаваться «неправильным» всегда, поскольку новые пристрастия способны в одно мгновение «уронить» или вознести любую популярную или одиозную личность. При этом не исключается и появление оголтелого или — «чёрного» большинства или меньшинства…

Мышление по принципу механистического действия есть, как видим, крайняя результативная степень «освобождения» на площадке духовного. Должно быть также соответствующего «уровня» или качества и исходящее от него производное. Таковым является всё, что заключено в поступках и берёт в них начало. Где чисто мыслительная работа интерпретируется в формах реальной действенности каждой личности и целых обществ или их ассоциаций.

«Освобождённое» через насилие искривлённым правом, есть, разумеется, далеко не лучший по качеству интеллектуальный «продукт». Он обречён «проявляться» в поступках исключительно малосодержательных, «неколоритных», устремлённых нередко на полнейшую неопределённость, в никуда и ни во что.

Имеются все основания утверждать, что именно в таком блеклом «наборе» представлена сегодня деятельность той части людей, которые имеют отношение к управлению и политике и которые именуют себя прагматиками.

По-настоящему — это «объективисты», которых было много в самых разных видах во все предшествующие времена; отличие теперешних заключается разве лишь в их показной «опоре» на право с умыслом понадёжнее прикрыться.

Не имея представлений об ущербности современных публичных прав и свобод и даже не желая иметь их, они горазды то и дело «подлатывать» свою сущность громкими