Любовник ее высочества - Хейвуд Смит

– Надеюсь, вы получите то, что заслуживаете!

Он шутливо прижал к груди шляпу с плюмажем.

– Зачем же так сурово? Я надеялся на благодарность. – Натянув поводья, он поднял Балтуса на дыбы. – Что касается меня, то я молюсь, чтобы бог хранил и вас, и Париж. Адью. – Филипп хлестнул коня, и тот рванулся вперед, унося улыбающегося всадника назад в полк – а возможно, и к смерти.

Спустя двадцать минут Энни препроводили в гостиную принцессы. Как она и предполагала, эта аудиенция была затеяна для ее унижения.

Принцесса оглядела ее с головы до ног и небрежно повела рукой в перчатке.

– Господа… это Корбей. Корбей, с моими друзьями, мне кажется, вы уже встречались.

Энни узнала герцогиню де Шатильон, герцогиню Фронтеньяк и пожилую компаньонку принцессы мадам Фескье, двое мужчин были ей незнакомы. Принцесса их небрежно представила.

Принцесса не преминула в очередной раз уязвить Энни:

– Уверена, мы отлично уживемся, моя дорогая. В конце концов, нас так многое связывает.

Единственное, что их связывало, это Филипп.

Явно забавляясь происходящим, герцогиня де Шатильон лукаво посмотрела на Энни.

Энни с ужасом подумала: вдруг кто-нибудь еще в этой комнате знает, что скрывается за, казалось бы, невинной репликой принцессы. Предательский румянец выступил на скулах. Итак, ей уготована роль придворного шута, который должен сносить все выходки принцессы. Может быть, кошка потеряет вкус к игре, если мышка не станет убегать.

Она присела в почтительном реверансе.

– Ваше высочество столь великодушны, предоставив мне свое покровительство в эти дни… – чуть не сказав мятежа, она оборвала себя, – …в эти трудные дни.

Принцесса изогнула золотистую бровь.

– Хм. – Царственный ротик исказила тонкая усмешка. – К несчастью, нынешнее положение создает некоторые трудности с вашим устройством. – Ее тон стал снисходительным. – Боюсь, единственная комната, которую я могу вам предложить, – этот салон. – Она задумчиво приложила палец ко рту. – Надеюсь, во дворце остались какие-нибудь койки.

Энни услышала сдавленный смешок Шатильон, однако сохранила невозмутимость. Спокойствие – ее единственное оружие.

Великая Мадемуазель обернулась к Шатильон, стирая самодовольное выражение лица герцогини словами:

– Кстати, я думаю, что для всех моих дам в салоне будет безопаснее.

Мадам Фескье, пожилая компаньонка принцессы, выпрямилась в своем кресле.

– Все? Неужели вы имеете в виду и меня?

Озорной огонек зажегся в глазах принцессы.

– Вас, мадам, в первую очередь. После всех лет вашей неусыпной бдительности я буду счастлива отблагодарить вас.

Великая Мадемуазель вновь обернулась к Шатильон.

– Я знаю, что быть постоянно на виду – тяжкое испытание, но ничем не могу помочь. Сейчас смутные времена. И вы все должны быть у меня на глазах.

На герцогиню, казалось, выплеснули ушат ледяной воды. Среди приближенных чувствовалось напряжение. Филипп должен был понимать, что отправляет ее в самый центр заговора. Но зачем человеку, присягнувшему королеве, отдавать свою жену на попечение врага?

Энни скрыла замешательство, старательно сохраняя безмятежное выражение лица. Может быть, он играет на два фронта на тот случай, если регентство потерпит поражение. Другой, более циничный, голос нашептывал ей, что ее просто-напросто опять используют, чтобы ублажить тайную любовницу ее мужа. Или ее присутствие здесь – часть еще более мрачного замысла?

Сколько вопросов! Но, по крайней мере, она находится там, где можно найти на них ответы.

В течение следующей недели Энни нашла некоторые из них. Внешне таинственная жизнь двора оказалась достаточно обыденной. Фронтеньяк почти не имела, если имела вообще, собственного лица, Шатильон все время жаловалась, а мадам Фескье всю ночь храпела и с шумом портила воздух.

Энни проводила время, слушая и наблюдая. Двор был полон слухами. Восстание разгоралось жарче, чем накаляла город не по сезону знойная июньская погода. Томительное напряжение осады сказывалось на настроении людей везде – от сточных канав до городской магистратуры, но Великая Мадемуазель оставалась такой же, как всегда: властной, настойчивой и предельно выдержанной.

Катились дни, и Энни поняла, что попала в мир лжи и обмана. Жизнь при дворе выглядела легкой и красивой, но верить этому было опасно. Никто не говорил того, что думал. Никто не делал того, чего ему хотелось. Правда хранилась в секрете, как особо ценный и опасный продукт, которым ни с кем не делятся. Энни ненавидела ложь, ненавидела скрытность, но у нее не было другого выбора, кроме как мириться с этой запутанной игрой, скрывая истинные чувства под маской равнодушной покорности, которой она так хорошо научилась в монастыре.

После свободы и независимости, которую она вкусила в Шевре, ей казалось, что она попала в яму какой-то темницы. И она поклялась себе, что уцелеет и снова окажется на свободе. Так или иначе, она найдет способ вернуться в Мезон де Корбей.

Медленно тянулось время, прошло больше недели жарких летних дней, по большей части проведенных в помещении. В тех редких случаях, когда принцесса отваживалась выезжать из дворца, Энни оставалась в обществе вечно жалующейся Шатильон. Вечерами в Тюильри собиралось скучное и тупое общество. Почти весь двор бежал из города вместе с Людовиком и регентшей, оставив Великой Мадемуазель возможность блистать в салоне, полном честолюбивых карьеристов и льстецов. Изредка появлялся принц Конде или кто-нибудь из его маршалов, но и тогда все говорили о вине или куртизанках и ни слова о политике. Энни с трудом выносила эти сборища, сидя у окна с веером в руках и мечтая, чтобы все разошлись по домам и она могла бы лечь спать. Не раз случалось, что наутро она так и просыпалась в своем кресле.

Потом внезапно, не попрощавшись, исчез любовник принцессы маркиз де Флемери. Спустя два дня после его исчезновения принцесса вплыла в комнату, где как раз вставала Фескье.

– Дамы, я хочу проехаться верхом. Не трудитесь вставать. Вы останетесь здесь. – Несмотря на жару, она была одета в бархат и усыпана драгоценностями.

Шатильон воткнула иголку в пяльцы с вышивкой.

– Жаль было бы зря тратить время на столь великолепный туалет только для вашей компаньонки. Ваше высочество рассчитывает с кем-нибудь встретиться?

Но принцесса не поддержала шутку.

– С кем я встречаюсь и куда иду – не ваше дело, мадам. – Она перевела взгляд на Энни: – И не ваше. Желаю удачного дня.

После того как она ушла, Шатильон покачала головой.

– Как любезно! Уверена, это жара лишила ее высочество чувства юмора. Я не хотела сказать ничего обидного. Не правда ли, Корбей?

Энни улыбнулась.

– Ваши намерения мне были ясны.