Гарвардский баг - Мира Вольная

— Слав…

В глазах почти то же выражение, что было сегодня на парковке. Напряжение почти такое же, лицо бледное. Она словно готовилась к броску, к прыжку. Выскользнула из моих рук и снова повернулась лицом к двери.

А я проследил за ее взглядом.

Ругнулся.

Зеленым мелком, детским кривым почерком на темной поверхности железной двери было выведено всего одно слово.

Неровные, косые, под разным наклоном буквы. Большие.

«Превет!»

И две такие же кривые, косые цифры: единица и пятерка.

Через миг я оказался перед Славкой, загораживая дверь и надпись на ней собой, как и на парковке. Воронова вцепилась мне в руку, подняла совершенно трезвый теперь, но напуганный взгляд.

— Я… — прошептала и замолчала, зажмурилась.

— Говори код, Слав, — я старался, чтобы голос звучал спокойно.

Она еще крепче сжала мою руку, вздернула подбородок и тут же разжала пальцы. Взгляд лихорадочно метался по моему лицу.

— Отпечаток, — покачала она головой, вздрогнула едва заметно.

Обошла меня, подходя к двери. Напряженная, собранная и… напуганная. Напуганная до дрожи в пальцах.

Воронова отодвинула панель, приложила палец к датчику, стараясь не смотреть на надпись. В тишине коридора, в гулком эхо подъезда залязгали замки. Слава положила руку на ручку.

— Подожди, — я накрыл ее ладонь своей, останавливая. Задвинул Воронову себе за спину и сам открыл дверь, шагнул внутрь тихой и темной квартиры.

Прислушался. Напрягся.

Станислава Воронова

Я наблюдала за тем, как Игорь скрылся в квартире, и дышала. Спасибо алкоголю и Ястребу, его… поцелую… Немного приглушило: краски, эмоции, воспоминания.

Приглушило в достаточной степени, чтобы я смогла соображать и не скатываться в состояние, слишком похожее на панику. Стыдно до сих пор. За тот трэш, который устроила Ястребу сегодня на парковке. Стыдно и пугает… Моя реакция пугает, а не гребаный кролик.

Не ожидала. Думала, что больше к этому никогда не вернусь.

А тут…

— Слав…

Игорь застыл на пороге, немного склонив голову. Взгляд серьезный, лицо жесткое, темные волосы немного взъерошены, как будто он только что провел по ним пальцами. Щетина его…

— …в квартире никого не было, проникнуть не пытались. Зайдешь?

— Да, — я кивнула, сделала шаг и остановилась, выуживая из кармана мобильник. — Прикрой дверь, пожалуйста, — попросила. Хоть на что-то мой затуманенный хмелем и барахтающийся на границе с истерикой мозг еще годился.

Игорь вопросов задавать не стал…

Пока, по крайней мере.

…сделал, как просила. И буквально через минуту я уже заходила в квартиру, лихорадочно прикидывая план действий. Сбросила куртку, туфли, швырнула телефон на шкаф для обуви в коридоре.

А потом подняла взгляд на замершего напротив меня Ястребова и сама замерла, растворяясь в стали его глаз. Растерялась.

— Поговорим? — спросил он тихо. Мягкость голоса не обманула. Не было в его позе, словах, взгляде ничего мягкого. Как зверь перед броском.

— Я-а-а… — не знала я, о чем с ним говорить, не хотела вообще говорить. Мне надо подумать, разобраться. Закрыла глаза, провела рукой по волосам. И покачнулась, потому что вдруг накатила слабость, а в голове зашумело.

Ястреб удержал. Не дал завалиться вбок. Руки больше обхватили талию, я снова оказалась к нему прижата. И мне… Мне, мать его, нравилось! Нравилось вот так стоять, в узком коридоре, прижимаясь к каменному телу, чувствовать его запах, слушать дыхание. И на второй план сразу все уходило. Вообще все.

И я не могла понять, сколько в этом во всем от стресса, сколько от вина, сколько от меня самой и моих желаний.

— Я пьяна, Игорь, — прохрипела, упираясь руками Ястребу в грудь. Ладони жгло, тянуло, вскрывало вены. — Мне… мне надо проспаться.

— Ты напугана, — дернул он головой.

— И это тоже, — не стала ничего отрицать. — Но рассказывать…

— Если это сталкинг, Слав, надо сообщить, — он не отпустил, не сдвинулся ни на миллиметр, не позволил сдвинуться мне. Наоборот, притиснул крепче, ближе, не сводя с меня темного, холодного взгляда.

— Зачем? Никто ничего делать не будет, — пожала плечами, все-таки выпутываясь из стального захвата, увеличивая расстояние между нами. Потому что так правильно, так безопаснее и увереннее.

— Слав…

— Преследование в нашей стране не регламентировано. Даже под административку не всегда попадает. Угрозы моей жизни и здоровью нет, по крайней мере, физически, угрозы имуществу тоже, — я растерла руки, втянула носом воздух, прочищая мозги. — Прости, но тебе лучше уйти.

Ястребов только голову набок склонил, молчал. И мне неуютно и как-то глупо было из-за этой тишины.

Надо, наверное, сказать что-то, соврать, объяснить, но я не находила слов, в башке царила полная каша. Я вдруг стала обычным энписи в очень средней эрпегешке и потеряла возможность двигаться и взаимодействовать с окружающей реальностью.

Раздрай, полный раздрай.

— Слава, не дури, — сжал он челюсти. — Здесь тебе оставаться не безопасно.

— Я никуда не поеду, — вздернула я подбородок. — И это не обсуждается.

— Слав…

— Нет.

— Я ведь могу и заставить, — скрестил Игорь руки на груди.

— Я буду визжать на весь подъезд, Ястребов, — прошипела, начиная раздражаться. — Я не побегу из своей квартиры из-за долбанной надписи и чей-то дебильной шутки.

— Воронова! — низко, зло… А у меня реакция… как у помешенной: внизу живота все скручивает и пульс зашкаливает.

— Ястребов!

И он челюсти сжал до желваков, глаза совсем темными стали. Закаменел весь, напрягся, чуть склоняясь ко мне, подаваясь всем телом. И коридор вдруг стал невероятно узким, маленьким.

— Ты уверена? — сощурился Игорь.

Я кивнула дергано и, пожалуй, слишком быстро, обхватывая себя руками за плечи, смотрела под ноги на бежевую плитку коридора и продолжала молчать.

Резкий, короткий выдох послышался со стороны гения-всея-кодеров, и Ястребов вдруг снова оказался рядом. Опять обхватил своими руками огромными, сжал на миг так, что ни пошевелиться, ни даже вдохнуть. Окружил, опутал, спрятал в себе, в запахе своем тягучем, дымном, в силе.

Коснулся подбородком макушки, прохрипев что-то про то, чтобы звонила, если что, и отпустил. А уже в следующее мгновение оказался возле двери, что-то набирая на трекере.

— Настройки приняты, князь Игорь, — отозвалась Энджи.