Кто прислал мне письмо? - Люси Доусон

Я бросаю на нее насмешливый взгляд.

– Надеюсь, мне их больше не придется надевать.

– Да, очень высокие каблуки. Ну, а как твой муж? Все еще в Париже? Хорошо, что Клодин заставила его привезти детей обратно, хотя бы лишь на одну ночь. Вот ведь стерва.

Мой муж. Я гляжу на сестру. Она взмахивает рукой:

– Не надо. Все позади. Я счастлива, что у тебя все нормально. Поверить не могу, что вчера ты почти целый день проходила с сотрясением мозга. Я в том смысле, что читаешь о тех, кто понятия не имеет, что беременны, а потом вдруг идут в ванную и рожают. Но тебе-то вчера вымыли голову и сделали прическу. И ты ничего не почувствовала?

– Я просто списала головную боль и рвоту на нервное напряжение.

– Тебя действительно вырвало? – Алиса недоверчиво смотрит на меня. – Если бы ты уже не лежала в больнице, я бы тебе тумаков надавала.

– Ну да, – бормочу я. – Но теперь-то все нормально, значит…

– Значит, тебе повезло, – замечает она. – Эй…

Я поднимаю голову.

– Тебе Рич вчера что-нибудь сказал в конце концов?

– Нет. – Я почесываю нос. Он, наверное, был тоже совершенно сбит с толку, когда, несмотря на мои страшные предупреждения, ничего не произошло.

– Почему ты все-таки отправилась вчера в гостиницу?

– Сейчас это не имеет значения.

– Хочу, чтобы ты знала, – говорит Алиса, пока я ищу, куда бы положить эти дурацкие туфли. – Я уважаю твое решение, чем бы оно ни мотивировалось, и на сто процентов тебя поддерживаю.

– Доброе утро, дорогая! – Внезапно появляется мама, к моему облегчению, с пластиковым пакетом в руках. – Сегодня ты выглядишь гораздо лучше. Алиса, слезь с кровати Софи!

– Ее даже нет там, – вздыхает Алиса, поднимаясь.

– Я знаю, что, если бы все просто правильно стояли, мир был бы стройнее. – Она со значением смотрит на мою сестру, прежде чем достать из пакета носки. – Вот что я тебе привезла. И еще фланельку.

Алиса морщит нос.

– Что такое? – удивляется мама. – Ей нужно немного освежиться, прежде чем мы сядем в машину. Давай мне туфли, Софи. – Она протягивает руку и прячет их в пакет. – Тебе сказали, что можно идти?

– Да, меня выписали. Вот болеутоляющее. – Я показываю маленький пузырек. – Можно ехать.

На парковке мама открывает заднюю дверцу изящного «Ягуара», чтобы я могла сесть в салон. Я устраиваюсь на покрывале из шотландки, которым всегда укрывают задние сиденья, чтобы те не пачкались. На водительском месте Дерек сворачивает «Санди телеграф», когда Алиса обходит машину спереди и усаживается рядом с ним.

Как только мама оказывается рядом со мной на заднем сиденье, Дерек задорно спрашивает: «Экипаж на борту?» – и медленно выезжает со стоянки. Он боится, что меня укачает, и поездка занимает гораздо больше времени, чем обычно.

Когда мы наконец приближаемся к моему дому, голова у меня просто раскалывается.

– Приехали, – объявляет Дерек. – Вот он дом, милый дом.

На дом я не смотрю.

– Огромное спасибо, что забрали меня из больницы. Не хотите чаю выпить перед отъездом?

– Перед отъездом? – удивляется Алиса. – Ты думаешь, мы тебя довезем и оставим здесь одну? Мы побудем тут, пока не вернется Марк.

– Давайте чайник поставим? – предлагает мама, наверное ожидая, что я начну уверять, будто все в порядке. Но я испытываю облегчение и не сопротивляюсь.

Мы все стоим на пороге, пока Дерек, забравший у меня ключи, возится с ними и пытается открыть замок.

– Извини, – хмурится он. – У меня не получается.

Мама надувает губы и выдерживает паузу, прежде чем воскликнуть:

– Дерек, отойди!

Он отступает в сторону, она решительно забирает у него ключи, и входная дверь распахивается.

– Вот, – заявляет мама и входит внутрь, а мы за ней. – Так, чай! – бросает она через плечо и направляется в кухню. – Софи, сядь, я его тебе принесу.

Вообще-то мне хочется лечь, но я подчиняюсь. Я громко вскрикиваю, шагнув в гостиную. Она похожа на погребальную контору. Повсюду белые розы – по всей комнате примерно с двенадцать цветочных инсталляций. Проходя в столовую, я замечаю на столе упакованные подарки и несколько открытых карточек. Медленно подхожу и беру парочку.

– Почему ты не села? – сурово выговаривает мне мама, появляясь с чашкой в руке. – Вот. Осторожно, горячо. Надеюсь, ты окажешься не из упрямых больных. Сейчас я сварю суп. Тебе нужно подняться наверх и прилечь. Суп куриный или томатный?

– Куриный, пожалуйста, – бормочу я, читая: «Марк и Софи! Поздравляем! Каким прекрасным путешествием начнется ваша жизнь!»

– Один гренок или два?

– Один, если можно.

Через пять минут мама приносит суп на небольшом подносике вместе с салфеткой, заправленной в кольцо, о существовании которого я и не подозревала. Я послушно съедаю суп, после чего она встает, чтобы проводить меня в постель.

– Увидимся позднее, – говорит мне Алиса, помахивая рукой и включая телевизор.

Дерек устроился за развернутой газетой. Все вокруг вселяет уверенность и спокойствие. Однако в спальне я замечаю, что мама повесила платье на дверь гардероба.

– Не возражаешь, если я уберу его? – Я протягиваю руку, но мама осторожно забирает у меня платье.

– Лучше я.

Залезаю под одеяло в чем есть. Вернувшись, мама говорит:

– Не хочешь сначала хоть душ принять? Или надеть чистую пижаму?

– Нет, я очень устала.

Я вижу, что ей хочется возразить, но она этого не делает, а просто задергивает шторы, после чего укутывает меня, как ребенка.

– Вот так, – убаюкивает мама. – Свернись калачиком и отдохни. Скоро к тебе поднимусь.

– Мам, а ты вчера открывала сообщение с прикрепленными картинками? Мне очень нужно это знать.

– Софи, я обещала, что не открою его, а свое слово я держу. Да и не приходило мне никакое сообщение.

– Клянешься?

– Тихо, закрой глаза. Если понадоблюсь, я внизу.

Она гладит меня по голове и исчезает.

Я лежу и таращусь в потолок, прежде чем посмотреть на пустой стул, где сидел незнакомец, когда я вот так же лежала в постели.

Всю прошлую ночь я размышляла о человеке, который все это на меня обрушил. Клодин твердит, что Марк коварен и опасен, он пошел на все, лишь бы расстроить их развод. А он утверждает, будто она изворотлива, лжива и не остановится ни перед чем, чтобы вернуть его.

Клодин знала, что в ночь с пятницы на субботу я останусь дома одна. Марк говорит, что она меня ненавидит. Я сама видела фотографии в телефоне отца. Лу также бы на них любовалась, если бы я не успела стереть их. Заставил ли мой звонок поверить Клодин в то, что все происходит на самом деле, это не игра и она зашла слишком далеко? Испугалась ли она в последний момент и решила все-таки не доводить свой план до конца? Или же Клодин права, а я наивна? Марк знал, что я держала в руках папин телефон, когда появились картинки, и папа их все-таки не увидел. Мама говорит, что сообщение ей так и не поступило. Он знает, что Изабель не умеет читать по-английски, так что она реальному риску не подвергалась…