У черта на побегушках - Злотников

местной школе, чтобы сократить путь. К сожалению, у её ворот стояла машина с громко играющей музыкой, и мне пришлось вернуться назад, чтобы пойти другой дорогой. Я вспомнила, что в деревне количество опасных людей стремится к нулю, однако, мои инстинкты самосохранения имели безграничную власть над телом. Отдав собаке последнее печенье в знак поощрения, я перешла на другую сторону, оказавшись рядом с магазином запчастей.

Я знала, что будет дальше. С замиранием сердца я вглядывалась в темноту, ожидая услышать детский плач, но там была лишь тишина. Мне стало тревожно, и даже собака не сошла с тропинки, а осталась рядом, дружелюбно виляя хвостом и ожидая печенья. Все было иначе. Когда животное вдруг вскочило на задние лапы, достав передними моих плеч, я инстинктивно отпрянула назад, вдруг поняв, что ныне владею своим телом. Я пошла вперед, и собака послушно затрусила позади.

Сейчас, когда место судьбоносной встречи освещалось фонарем, мне казалось, что я пришла не туда, ведь синий сверток у белого забора я заметила бы моментально. Здесь никого не было, и я молча брела по дороге, взглядом выискивая Пурсона. Когда собака остановилась, принюхиваясь в сторону частных домов, я замерла, будто бы своими движениями могла спугнуть ожидания. Но женщина, что вдруг выбежала из-за угла, прижимая к себе свернутый плед, не заметила меня вовсе.

Собака громко залаяла, и удивительно красивая женщина с немым страхом, смешанным с пугающей ненавистью, бросила на меня сверкающий взгляд. Я поняла, что она сжимает синий сверток, и окликнула её. Женщина принялась бежать.

Она, это была она! Императрица Ада, мать Пурсона, которого она сейчас уносила с собой. Мне вдруг стало за него страшно. Почему она не оставила его у забора? Хотя, оставлять ребенка на земле, когда на тебя смотрит свидетель, совсем уж глупо. Я знала, что мне нужно догнать её. Остановить, быть может, убедить? Нет, она не будет меня слушать. Если человек намеренно проделал весь этот путь, чтобы сбежать в свой мир, он не внемлет словам какого-то незнакомца. Она оставит Пурсона в другом месте. Там, где я его не найду, там, где его подберет кто-то другой, там, где его сразу найдет Фуркас. Возможно, это не так уж и плохо…

Нет! Страх так сильно сжал моё сердце, что я начала бежать быстрее. Я должна найти его, должна увидеть его лицо, должна почувствовать его дыхание, когда возьму на руки. Мне казалось, что, если я упущу его сейчас, то больше не найду никогда, и от одной только мысли об этом почему-то хотелось плакать. Я вдруг подумала, что, потеряв Пурсона, потеряю что-то очень важное в своей жизни.

Меня обогнала собака. Грозно зарычав, она вцепилась зубами в подол платья женщины, и та остановилась, пытаясь ногами отбить животное. Я схватила её за руку, но прежде, чем она успела ответить, выхватила синий сверток. Маленький Пурсон тихо сопел во сне.

— Зачем? — неожиданно сказала женщина, злобно сверкая глазами. — Зачем тебе это исчадье Ада? Это не человек!

— Человек, — ответила я, — такой же, как ты…Как я…

— Он забрал у меня все!

— Он, — я указала на спящего ребенка, — ничего не забирал. Но ты поступаешь так же, как Император. Ты сама лишила Пурсона всего.

— Не сравнивай меня с этими чудовищами!

— Я думаю, что из всех них чудовище — только ты…

Она замолчала. Её губы предательски задрожали, и она обхватила себя руками, горько заплакав. Даже так она была невероятно красива.

— Я не хотела ничего этого…Я просто хотела быть рядом с тем, кого люблю…

— Ты не должна была бросать Пурсона.

— Я никогда не хотела детей. А на него…смотрела и вспоминала весь тот Ад…и…

— Это неправильно.

— Я не знаю…

Она отвернулась и вдруг пошла к забору. Собака засеменила за ней, высунув язык. Прежде, чем зайти за угол, Императрица обернулась. Сомнение, обида, странная жестокость чудесным образом переплелись на её правильном лице.

— Он в хороших руках?

— Да.

Когда она исчезла, свет померк. В кармане запищал телефон — у него разрядилась батарея. Почувствовав облегчение, я крепко, но аккуратно обняла Пурсона, чувствуя, что из глаз бегут слезы. Я сильно удивилась, когда поняла, что он обнял меня в ответ. Впереди забрезжил приглушенный свет. Открыв глаза, я поняла, что с силой прижимаю себе взбалмошного, но одинокого мальчишку, припавшего к моей груди. Я оперлась щекой о его макушку.

Теперь мне всё понятно.

Глава 22

— Кто вас сюда впустил? — злобно процедил Андромалиус, когда на следующее утро мы все вместе собрались в его зале. — Ваши портреты висят на стене позора, — сверкающий взгляд устремился и на Асмодея, и на Пурсона, — вам запрещено заходить в мою библиотеку без разрешения.

— А тебе никто не давал разрешения ставить на чужих фамильярах свои опыты, — не менее злобно ответил Асмодей, скрещивая на груди руки и демонстративно расправляя крылья, дабы сбить парочку книг.

— Ева — особый случай. Она — воплощение сострадания в этом бренном мире.

— А тебе никто не давал права все умалчивать и прикрывать чужого фамильяра, — вмешался полыхающий гневом Пурсон.

— Господин Андромалиус, вы в самом деле поступили слишком эгоистично, — замечание Фуркаса не осталось пропущенным. Полагаю, его фотографию тоже повесят на стену позора.

— Теперь я убежден, что такие люди существуют. Моё признание гораздо дороже ваших необоснованных нравоучений.

— Я подожгу все твои посевы!

— Только попробуй, обгоревший, зазнавшийся сфинкс!

— Да чтоб вы оба пшеном и отравились!

— Достопочтенные Владыки, прошу, успокойтесь…

— Затворник!

— Египтяшка! — А ты вообще на водяного похож!

— А ты на подгоревшую булку!

— Выйдите из моего дома!

— Замолчи, дед заплесневелый!

— Хочешь загадку? Зимой и летом, как ты живешь с таким ебле…

— Не материться в моем доме!!!

— Мальчики мои, — вдруг возник в проеме Тестис, доедая неизвестно откуда взявшийся бутерброд, — вам сколько лет? Я как будто в детский сад зашел.

— Меня еще проститутка не отчитывала…

Все разом замолчали, сев вокруг стола. Я почувствовала себя жутко неловко и тихо прокашлялась в кулачок, тут же привлекая внимание. Под такими взглядами было трудно просто поднять глаза. Владыки действительно не ладят между собой, вот только перепалка демонических созданий напоминала конкурс не закрывающихся ртов. Я поняла, что часть вины лежит и на мне, а потому вышла «припудрить носик». На самом деле, я думала, что в одиночестве соберу мысли в порядок гораздо быстрее. Выйдя из туалета и бросив очередной взгляд на табличку «Если вам нечего делать, то не надо делать это здесь», я поспешила в библиотеку, полная решимости и уверенности. Пора расставить