Купец из будущего - Дмитрий Чайка

снег. Надо подождать месяц, всего лишь месяц…, - думал он. Ненавижу, как же я их всех ненавижу!

* * *

Герцог Гарибальд из рода Агилольфингов вернулся, наконец, в свою столицу. Хотя, никакой столицы у него на самом деле не было. Ратисбона была самым большим и богатым из его городов. Он жил кочевой жизнью, радуя подданных необходимостью кормить его самого, его семью и немалую свиту. Герцог, как и положено было владыке того времени, объезжал свои земли, собирая подати и верша суд. Надо сказать, по-другому тут править не умели и то, что на Руси назвали позже полюдьем, для вождей франков, баваров и прочих германцев было единственным способом доказать свою власть. Подданные желали подчиняться только тому правителю, которого видели свои глазами. Затяжная война на севере завершилась. Проклятые тюринги, которые привели с собой саксов, убрались в свои земли, потеряв немало воинов. Он нанес им ответный визит, пригнав в виде добычи скот и рабов. Теперь можно было и делами государства заняться.

А в Ратисбоне все оказалось очень занятно. Граф Уго, что остался здесь за главного, пошел в поход на дулебов и потерял свою буйную голову вместе с войском. Торговля с вендами из-за того похода рухнула. По крайней мере, на рынке почти не стало рабов, зато неведомо откуда появилось огромное количество соли в слитках весом в римский фунт. И все это случилось за два года с небольшим, что герцог не был в этих местах. Ему доносили, что здесь творится что-то неладное, но у него и поважнее заботы были. Война, знаете ли… Подати идут, город цел, и ладно!

Новый граф Гримберт, назначенный вместо тупицы, погубившего войско, вроде бы неплохо справлялся. Но только новости, что он докладывал, встревожили герцога Гарибальда не на шутку. В его землях поселилось сильное племя вендов, поставило крепость и перекрыло речной путь в его город. Весь торг сейчас ниже по течению Дуная, и купцы из земель франков едут за мехом и медом прямиком туда. Это что же получается, он, герцог, теперь не у дел? Но это же его собственные земли! Он сам так решил, и ему этого было вполне достаточно. Мало ли, что там пока одни кабаны и волки бегают… В смысле, бегали…

— Как ты мог допустить это? — прорычал герцог, злобно глядя на нового графа, который мялся под свирепым взором повелителя.

— Так войско-то погибло, ваше величество, — польстил граф. В собственных землях баварских герцогов величали королями, и никак иначе. — Город крепкий, народу много. Я еле-еле с дулебами замирился, а то сожгли бы город. Как пить, сожгли бы! Мне же его тогда и оборонять было некем.

— Хм, — задумался герцог, накручивая на палец длиннейшую рыжеватую бороду. — И впрямь, некем тебе было с ними воевать. Что за племя? Что за люди?

— Хорутане, ваше величество, — торопливо ответил граф. — Это те роды, которые в ничейные земли от авар ушли. Ох, в ваши земли, ваше величество. А с этим родом странная история вышла. Тут Хуберт, ну вы его знаете…, продал пленных вендов одному купцу из Бургундии. А те венды бойниками оказались, и рабами ни в какую становиться не хотели. Решили они, значит, помолиться и умереть, как подобает воинам. Франк на той сделке двести номисм терял, а для него это было чистое разорение. Ну, тут купец от отчаяния совет собственного раба, мальчишки шестнадцати лет, послушал и позволил тем вендам вместо себя других рабов привести. Так они из плена и выкупились.

— Ты мне всю эту чушь для чего рассказываешь? — взорвался герцог. — Я тебя спрашиваю, откуда крепость взялась в моих землях?

— Так я и рассказываю всё по порядку, ваше величество, — пояснил граф. — Они пошли в набег, а потом на торг целый род дулебов привели, и кучу золота на этом заработали. Мальчишка раб тоже выкупился, и вождем у тех бойников стал. Эти дикари в вожди любого проходимца выбирают, кто, по их мнению, богам нравится, и удачу имеет. А потом они всех своих родичей на наши земли привели, где-то нашли богатые залежи соли, построили крепость и всю торговлю с вендами под себя подмяли.

— Ты что, пьяный, что ли сегодня? — подозрительно посмотрел на своего графа Гарибальд и на всякий случай понюхал воздух. — Да нет, вроде не пил.

— Все было так, как я рассказал, — твердо ответил Гримберт. — Я этого парня лично знаю. Большого ума муж, хоть и молод пока. Так это проходит со временем.

— Он мне дань будет платить? — задумчиво спросил герцог, которому новый поход в лесную глушь был совершенно не нужен. Он хотел решить дело полюбовно.

— Думаю, не будет, ваше величество, — осторожно ответил Гримберт. — Зачем бы ему это?

— А если я купцов к нему пускать не буду? — в запальчивости спросил герцог. — Тогда что?

— Тогда торговля в городе станет, — прямо ответил граф. — Тут полгорода на этих вендов работает. У нас, кроме этого Само, почитай и некому товар сбывать. Бунт будет, государь.

— Порази меня бог Донар[34]своей молнией! — поморщился герцог. — Ну, значит, после сбора урожая войной пойдем. — Готовь ополчение. Это же моя соль! Моя!

Слухи по городу поползли сразу же, не успел граф выйти из дворца герцога. Хотя, что может быть тайной в длинном, по обычаю германцев, доме, где стены сделаны из деревянных столбов, промежутки между которыми забиты камнями и глиной. От жилищ подданных резиденция герцога отличалась, пожалуй, лишь размером да отсутствием непременных свиней и кур рядом. Ну, еще пара воинов с вислыми усами охраняла вход, лениво спрашивая, кто идет и к кому. Так что деревянные стены звук проводили прекрасно и весь город узнал тут же, что вскоре будет новый поход на вендов.

Почтенный купец Райхарт, услышав вести, внезапно засобирался в дорогу. Ему срочно нужно было что-то прикупить из мехов на торге у слияния трех рек. Правда, торг откроют позже, когда сойдет снег и просохнет земля, но разве это может помешать почтенному купцу? Нужно спешить, пока лед еще крепок. Владыка Самослав, услышав такие вести, не останется в долгу. Не тот он человек, думал Райхарт, поглаживая лежащую за пазухой деревянную пластину с вырезанной на ней пентаграммой.

* * *

Город Сиракуза был жемчужиной Империи. С тех пор, как великий полководец Велизарий отбил его у готов, он оставался главным сокровищем ромейской державы. Император Констант II так любил его, что подумывал перенести сюда столицу. Впрочем, мрачному и жестокому правителю эта безумная мысль стоила жизни. Но город от этого хуже не стал.