Клены в осенних горах. Японская поэзия Серебряного века - Нацумэ Сосэки

Под расплывчатым водянистым небом,

над сверкающими снегами взгорья

прозрачный, невидимый проносится ветер.

Ряд бурых лиственниц приходит в движенье –

каждая по-своему клонит макушку.

Одинокая ворона, словно случайная фиалка,

примостилась в непомерно вытянутом сердце

и мучительно пытается вспомнить

желтый сон, очень-очень старый.

Под порывами налетевшего ветра

беспомощно раскачиваются деревья,

и похожая на лодочку птица

тоже ловко раскачивается на ветке,

блуждая по призрачным зимним волнам,

а вокруг нее снежные изваянья

в безмолвии застыли…

Пляска с мечами в ХаратаиMental sketch modified [102]

Да-да-да-да-да-да-да-ско-да-да!

В эту ночь под луной в невиданном облаченье,

Черными петушиными перьями украсив капюшоны,

Они размахивают сверкающими отточенными мечами.

О танцоры деревни Харатаи!

Выплесните все, что волнами вздымает молодую грудь,

распирает сердце!

Выплесните на лишения и беды этой маленькой горной

деревушки!

Подставляйте смелее ваши крепкие, лоснящиеся щеки

Ветру и солнцу высокогорья!

О друзья мои, воздушные потоки,

Влекущие кору смоковницы и священную веревку[103],

Порожденье витающего в синеве влажного эфира,

Соберите же в себе всю скорбь дубов и буков,

На горе Дзямон вспыхните кострами,

Всколыхните локоны ветвистых кипарисов!

В небе, пахнущем цветами айвы,

Новую галактику зажгите!

       Да-да-ско-да-да!

Вы, премудрые старцы, копившие годы в трудах

и заботах,

С тела, как сгнившую кору, соскабливая кожу.

Мышцы и кости обжигавшие углекислотою,

Жившие в вечной тревоге из-за солнца и ветра!

В эту ночь праздник Серебряной реки[104] и леса.

Бейте же сильнее в барабаны,

Оглушая тусклую луну за облаками,

Так, чтоб слышно было на другом конце долины.

Хо! Хо! Хо!

       «Давным-давно князь Дурных дорог,

       Грозный повелитель скалистых гор,

       Бог сновидений и темных ночей,

       Головы отрубал тем, кто хотел

       Пробраться через черную пещеру в два ри

длиной,

       Головы отрубал и в бочке солил…»[105]

Эй, раскачивайте кострами туманность Андромеды!

О, это красочное шествие синих масок!

Блеск обнаженных мечей над головами!

Пляска пауков в недрах ночного ветра!

Всем нутром откликаются они на дробь барабанов:

       Да-да-да-да-да-ско-да-да!

Скрещивайте клинки!

Богов и демонов ночи созывайте сюда!

Эй, люди! Гляньте, как дрожат от топота деревья,

С ветвей роняя росные капли.

Землю овейте красными воинскими плащами!

Вознесите моленья туче, град приносящей!

       Да-да-да-дахх!

Налетает ветер ночной на кипарисы.

Луна – колчан, извергающий серебряные стрелы.

Звон скрещенных мечей – жизнь вспыхивает,

как искра.

Мечи развели – искра угасла.

       Да-да-да-да-да-ско-да-да!

Сшибаются мечи, как метелки мисканта

Сталкиваются при вспышках молний.

Огненный дождь, в созвездии Льва опадая,

Без следа исчезает в небесных просторах.

Ударить, высечь искру клинком и вновь отпрянуть –

Вот смысл жизни!

       Да-да-да-да-да-ско-да-да!

Дым

В верховьях реки

стоит кирпичный заводик.

Дым из трубы

тянется к облачному небу.

У подножья трубы река распростерла

пересохшее белое каменистое ложе,

где два лета подряд со своими учениками

я отлично проводил время,

отыскивая окаменевшие стволы грецкого ореха,

извлекая из мутного шумного потока

камни с отпечатками следов ископаемых животных.

А сейчас со всех сторон нависли темные горы.

Как-то раз заводик сгорел до основанья…

А сейчас над трубой вьется черная струйка дыма

и вливается в облака, заполнившие небо.

Небо стального цвета на горизонте,

постепенно сжимаясь, становится меньше и меньше…

Лошадь

День-деньской лошадь работала в поле,

понемногу загнивая, как картофельный клубень.

В голове у нее шумело,

на гриве, переливаясь в закатном сиянье,

повисли соляные кристаллики пота.

«Хруп-хруп-хруп-хруп» – она устало жевала

листочки мелкого бамбука на краю поля.

А потом пришел синий вечер.

Лошадь наконец вернулась в стойло

и там, будто бы наткнувшись

на высоковольтный провод,

вдруг заржала отчаянно, дико…

На следующий день лошадь уже остыла.

Люди выкопали большую яму

за сосновой рощей,

подогнули четыре лошадиных ноги,

опустили тушу,

на бессильно упавшую лошадиную голову

бросили по горсти земли,

всплакнули…

Бык

Азиатский бык

играет, поддевая рогами

траву, белые клочья испарений.

Позади него целлюлозная фабрика, залитая светом.

Пышут огнем тучи в вечернем небе.

За невысокой полоской дюн

рокочет море.

Медно-желтый отблеск луны заполнил округу –

хочется вычерпать до дна и выпить.

Быку явно не нравятся машины,

он бодает фабричную ограду.

Лепестки кармы [106]

Теплый воздух ночи печально смешался с ветром.

Лес чернеет – застывшие сосны, ивы.

Небо полнится черными лепестками кармы.

По порядку занес имена богов в список –

и от лютого холода не могу унять дрожи…

Призрачные картины путешествия

По следам неудачных уловов и кораблекрушений

я шел вдоль берега моря…

В одиночку одолев горные перевалы

и равнины, поросшие буйным мискантом,

наконец я добрался до этих мест

и прилег отдохнуть у речки

на песке, озаренном бледными лучами солнца.

Спина и плечи