Возмездие - Фабрис Колен

— Их самки — это азенаты, — ответил вождь варваров. — Монахини просто разбудили дремавших в них сентаев еще до прихода врагов.

— Что это значит?

— Это значит, что, если бы сентаи пришли раньше, они оплодотворили бы азенатов своей слюной, как объяснял Калидан. И из их животов вышли бы новые чудовища. Они бы росли на глазах. Вместо этого они воплотились в них . И вступили в бой с теми сентаями.

— Любопытная теория, — скептически заметил Ирхам. — Но кто сказал, что она верна? Мы столько лет знаем азенатов, что…

— Если ты ведешь с ними торговлю, это не значит, что ты их знаешь. Азенаты и сами себя не знают. В глубине души они знают, откуда взялись сентаи. Но и сами себе не решаются в этом признаться. Как ты думаешь, почему «Евангелие» хранится лишь в монастырях Скорбящей Матери и никто его не читал? Как ты думаешь, почему простого смертного объявляют «воплощением» Единственного? Потому что азенаты боятся, Ирхам. Нет врага страшнее, чем тот, что у тебя внутри.

Все промолчали.

Вожди племен молча переглянулись. Амон Темный машинально нащупал рукоять своего топора, как будто чтобы убедиться, что он рядом и не подведет в нужный момент. Слова Лайшама все еще звучали у них в ушах.

— А теперь, — сказал верховный вождь, — я объясню вам, откуда я знаю, что это правда.

На следующий день мужчины снова пустились в путь.

Навкрат спросил у Лайшама, что тот ищет в Эриксе, и тот ответил так, как отвечал всегда, когда ему задавали этот вопрос: «Что ты ищешь? — Не знаю. Пойму, когда найду».

Они осмотрели развалины города. Азенат держался позади и не переставая говорил. Его рассказ был запутан и полон бесполезных деталей. Но то немногое, что Лайшаму удалось понять, было ужасно. Вся его семья, все его друзья подверглись этому превращению. Их плоть, их кости, их жесты сделались похожими на сентайские — неотличимо похожими. Ну а монахини Скорбящей Матери медленно умирали где-то поодаль. Заклинание, которое они произнесли, отняло у них все жизненные соки. Когда Лайшам спросил у Навкрата, почему тот не покинул Эрикс, тот с болью посмотрел на него.

В тот же вечер в город вошли захватчики.

И начался бой.

Это было ужасное, кровопролитное сражение. Часть азенатов — те, кто не подвергся страшному превращению и не сошел с ума, — взялись за оружие. Но их число было смехотворным. Главным же образом битва была такой, какой и хотели монахини. Брат против брата. Кислота и когти.

Бой длился несколько дней и ночей.

Осаждавшие были более опытны, к тому же они сидели верхом на чудовищных монстрах, появившихся на свет в результате таинственных заклинаний. Но защитники города значительно превосходили их по количеству. Их число постоянно увеличивалось: от тел умирающих азенатов отделялось нечто вроде призраков, которые вновь возвращались в их тела. Они нисколько не боялись смерти. Он сражались так, будто ее не существовало. Они были сентаями.

Почему эти существа бились друг с другом? Навкрат не мог этого толком объяснить. Может быть, оттого, что осаждавшие боялись своих соплеменников? Их в каждый миг становилось все больше и больше, они не знали страха и были необычайно жестоки.

В конце концов враг обратился в бегство и скрылся за холмами. Азенаты, которые к тому времени еще были живы, в слезах смотрели, как те удаляются. Потом они вновь бессильно упали на землю.

На этом рассказ Навкрата заканчивался.

Лайшам положил руку ему на плечо и тут же отдернул ее, будто обжегшись.

В рыданиях старого азената, в глубине его взгляда было что-то пугающее.

В последующие дни он продолжил обследовать окрестности.

В глубине души он знал, что ищет. Он искал Калидана. Он искал знак.

Когда зашел разговор о том, чтобы проникнуть во дворец губернатора, Навкрат дал ему понять, что не сделает больше ни шага. Он сказал, что подождет Лайшама снаружи. «Прекрасно, — ответил тот. — Но если до наступления темноты я не вернусь, считай меня мертвым».

И он растворился в темноте.

Дворец был огромен. Когда он дошел до тронного зала, солнце уже заходило за холмы.

Стояла мертвая тишина.

Разрушенный алтарь, заполненный горьковатой водой бассейн, каменные головы леопардов, которые много веков испускали струи воды, а теперь, расколотые, лежали на полу. Часть потолка рухнула, и через трещины в зал пробивались лучи солнца.

Лайшам подошел ближе.

В глубине зала на троне восседал скелет и глядел на него.

Губернатор Калидан.

Сжав обеими руками меч, он нанес себе смертельный удар: клинок вошел ему в грудь, пробил ее насквозь и вонзился в камень. Но самым ужасным было не это.

Ужаснее всего была его левая рука — странная безобразная конечность гораздо длиннее другой руки. И пальцы уже не были пальцами.

Это были когти.

В мгновение ока Лайшам понял, что произошло. Как и все жители города, он начал превращаться в сентая. И не смог этого вынести. Он убил себя во время превращения, убил чудовище в себе. Даже в смерти он остался победителем.

Повинуясь внезапному порыву, Лайшам протянул руку к мечу. Возмездие! Великолепный, сверкающий клинок. Не меч — легенда с рукоятью из чистого золота.

Он коснулся меча. За его спиной раздался шорох.

Он резко развернулся.

В дверном проеме стоял Навкрат. Но это был уже не Навкрат. Это было… какое-то странное существо с непомерно длинными руками и скорбной обезьяньей улыбкой.

— Шы не дожжен шрохащь мещ, — сказал он.

— Навкрат!

— Мне ощень жажь, — продолжал тот, подходя ближе. — Шакое быфаещ. Я пышалща эшому помешащь, но оно во мне спищ, и я нищефо не моху пощелащь.

«Сентай, — подумал Лайшам. — В нем спит сентай».

По какой-то причине азенат долго сопротивлялся превращению, жил с ним. Но сейчас из-за гнева, или страха, оно снова началось. И теперь Навкрат уже не мог ничего поделать.

Лайшам одним жестом выхватил Возмездие из рук губернатора.

Скелет Калидана зашатался.

— Нет! — крикнуло чудовище, бросаясь на него.

Это был еще не сентай. У него вытянулось лицо, на пальцах появились длинные когти, а на верхушке черепа стали расти длинные черные волосы, но под маской чудовища еще был виден азенат.

— Я не хочу тебя убивать, — объяснил Лайшам, размахивая мечом. — Навкрат! Неужели ты все забыл? Навкрат. Пожалуйста, проснись.

Странное существо заколебалось. Его противник завладел мечом губернатора. Он мог причинить ему зло. Мог, но не причинял. И все время повторял это слово — «Навкрат». Что это значит?

Покачав головой, Лайшам обошел вокруг маленького каменного фонтана и присел на бортик.