Вне подозрений - Сабин Дюран

…Наступает ночь. Она приносит долгожданный звонок Филиппа, а я вспоминаю эти несостоявшиеся детские поездки к морю и думаю – почему иногда то, о чем страстно мечтаешь, воплотившись наконец в реальность, оборачивается горьким разочарованием?…

Филипп говорит именно то, чего я ждала. Он только что получил эсэмэску от Роджа и узнал о случившемся. Бедная я, бедная, как же мне несладко пришлось! Слава богу, все позади! Эти копы с ума, что ли, посходили? Арестовать меня, чтоб им! Да как им такое в голову пришло? Он просит прощения за то, что не позвонил раньше – просто телефон был на зарядке. А он вел переговоры, одни за другими, потом его затащили в клуб караоке. Сама знаешь эти бесконечные корпоративные мероприятия… У него даже не было времени принять душ. Он видел, что я звонила, но мое сообщение прослушал лишь сейчас. Если бы он только знал! Конечно, сразу бы перезвонил! Как я там? У меня был такой расстроенный голос… Полиция задержала меня из-за того, что я нашла тело? Неужели все дело в этом?

Не знаю. Ничего страшного. Да. Сочувствую. Да.

Он сейчас же возвращается домой, заверяет Филипп. Прилетит первым же рейсом.

Меня охватывает удивительное спокойствие. Словно я смотрю на себя сверху вниз из кабины «Боинга-747» (или на чем там он собирается лететь?). Филипп не похож сам на себя. Я разговариваю не с мужем, а с его образом, отражением… А настоящий Филипп где-то прячется, скрывается за манерностью и стандартными заготовленными фразами. Настоящий Филипп думает и чувствует совсем по-другому.

…Тот наш трудный разговор в Брайтоне.

– Ты ведешь себя странно, – сказала я.

– Ничего подобного, – не согласился он. – Но когда ты так говоришь, я поневоле становлюсь странным.

…Кругом – сплошная фальшь. Даже мы – прошлые… Те самые воспоминания, которые постоянно не дают мне покоя… Они отобраны, профильтрованы… В них живут лишь слова и позы…

– Оставайся в Сингапуре, – разлепляю я губы. – Я раздула из мухи слона. Прости, что расплакалась, когда звонила тебе. Просто нервы сдали, устала… Но сейчас все в порядке. Мне даже адвокат не нужен. Это всего лишь недоразумение. Спасибо, что предложил. Милли уехала к Робин, и… Не возвращайся, разве только…

Я жду, что он заполнит паузу… почувствует, что я чего-то недоговариваю… забеспокоится… Но на другом конце провода – молчание, и я заканчиваю:

– Оставайся.

– Ну, если ты так считаешь… Пожалуй, раз уж я проделал здесь такую работу… бросать не стоит… – Зевок. Мучительная тишина. Всхлип. – Раз ты уверена, что полиция от тебя отстала…

– Оставайся, – повторяю я.

– Хорошо, милая.

Милая.

…Я стою у кухонного окна и вглядываюсь в темный сад, в четко очерченный освещенный прямоугольник окна над яблоней. С силой впиваюсь ногтями в ладонь, и с губ срывается смешок. Какая банальная, обыденная боль… Не боль даже… Так, ерунда…

Очередная полубессонная ночь. Похоже, не спать по ночам уже становится дурной привычкой. В голове постоянно крутятся обрывки нашего с Филиппом телефонного разговора: его подчеркнутое «не было времени на душ», высокомерное «эти бесконечные корпоративные мероприятия», его зевок… Где-то сходят с ума от горя родители Ани Дудек, а Филиппа, видите ли, «затащили» на караоке. Я сама говорила ему не срываться оттуда немедленно – и говорила вполне искренне, – но он должен был настоять на своем возвращении! Должен понимать, что я в беде. А даже если еще не понял, все равно должен стремиться ко мне всей душой! И ничего важнее для него быть не должно! Моя неистовая тоска по нему оборачивается ненавистью. Оказывается, от любви до ненависти и правда лишь шаг… Не долгий постепенный процесс, не затянувшаяся траектория трансформации чувств, нет… Просто – щелк! – и все…

Срываю с подушки рубашку Филиппа, с которой «провела» прошлую ночь, и со злостью швыряю в угол.

От вспышки гнева на удивление становится легче, и утром я пораньше выбираюсь из постели. Дверь Марты закрыта, няня вернулась вчера поздно. Упаковываю дочкины вещи, и мы с ней тихонько смотрим телевизор – не хочу, чтобы Марта проснулась раньше времени, пусть сначала Милли спокойно уедет. Звонит Клара и сообщает, что она уже у потайной калитки. Милли вприпрыжку мчится по траве, а я – в домашнем халате, полы которого приходится придерживать рукой, потому что пояс куда-то испарился, – несу ее сумку, которая при каждом шаге бьет меня по голой ноге. Как же не хочется, чтобы дочурка уезжала! Но сама Милли в восторге и предвкушении. Клара машет в воздухе билетами на поезд, словно выиграла в лотерею. Что бы я без нее делала? Крепко же я увязла…

Милли не хочет надевать пальто, скидывает его на землю. Да что ж это такое! – сержусь я. Подхватываю пальто, объясняю, что на улице холодно и надо утеплиться.

– Слушай, – вмешивается Клара. – Если мы хотим успеть на поезд, придется пробежаться. Так что согреемся по дороге.

Возвращаюсь по лужайке к дому. Из кухонного окна на меня смотрит Марта.

– Что происходит? – спрашивает она. – Куда едет Милли?

Она уже полностью одета, на месте даже латексные перчатки, и я в своем халате чувствую себя не лучшим образом – будто меня застигли за каким-то постыдным занятием. Закрываю дверь и прислоняюсь к ней спиной:

– Она уехала в гости… – Я колеблюсь. Не заденет ли это Мартины чувства? – В гости к своей старой няне, Робин.

– Почему?

– Всего на несколько дней, пока полиция будет докапываться до… истины.

Я киваю на безжизненно свисающее с моей согнутой руки пальто:

– Вот, не захотела надевать.

– Там холодно.

– А я рассердилась. Теперь об этом жалею.

– Иногда она бывает непослушной.

Я усаживаюсь за стол. Кажется, мне не очень нравится то, что Марта критикует мою дочь:

– Ей всего восемь лет.

Няня пренебрежительно фыркает.

– Словом, какое-то время твои услуги мне не понадобятся. Можешь, если хочешь, взять отпуск. Съезди куда-нибудь.

Она так и стоит у окна.

– Куда? Куда я поехать?

– Например, к подруге, – живо отзываюсь я. – Которая из Кольерз-Вуда.

– Нет. Думаю, я лучше быть здесь.

Я пугаюсь. Не хочу, чтобы Марта оставалась со мной! Знаю, это некрасиво, тут ведь ее дом. Но… Как бы мне хотелось побыть день-два без нее!.. От вчерашнего вина стол до сих пор липкий. Я переставляю локти:

– Наверное, все-таки лучше тебе отсюда ненадолго уехать, – уже тверже говорю я.

Она медленно моргает, одновременно чуть вскидывая подбородок – еле заметное движение, но в нем столько негодующего презрения… Я откашливаюсь и опускаю вниз глаза:

– Если ты, конечно, можешь. Так будет лучше.