Замешательство - Ричард Пауэрс

нанеся его чернилами на кожу: четыре зубчатых лепестка вокруг крошечных тычинок с пыльниками.

– Это должен был быть цветочек. Ее тезка.

– Морской алиссум.

– Верно.

– Но что-то пошло не так?

– Ей не понравился результат. Кто-то сказал, что тату похожа на деформированный смайлик. Поэтому она попросила татуировщика переделать цветок в пчелу.

– И пчела тоже выглядела забавно.

Он сводил меня с ума.

– Верно. Но Али смирилась с пчелой. Не хотела закончить тем, что на ней будет вытатуирована забавная лошадь.

Он смотрел на воду и не улыбался.

– Робби? Почему ты спрашиваешь?

Его лопатки выделялись под рубашкой поло, словно культи от ампутированных крыльев.

– По-твоему, о чем она думала в тот день? Все так странно. Как будто… входишь в лес, которому миллион лет.

Я едва не взмолился. Хоть словечко, хоть знак – доказательство того, что она пережила случившееся. Я потерял ее суть, я ее больше не чувствовал. И Робби не мог мне ничего рассказать. Или не хотел.

Он оперся подбородком о борт лодки и уставился в озеро. Колышущаяся поверхность воды была словно океан другого мира, как в одной из книг, которые я читал, когда был ненамного старше сына. Он выискивал взглядом тысячи рыб, прячущихся под темно-зеленой поверхностью от существ, которые дышали при помощи легких.

– Папа, на что похож океан?

На что похож океан? Я не мог объяснить. Море было слишком большим, а мое ведро – чересчур маленьким. К тому же дырявым. Я коснулся ладонью его голени. Это показалось лучшим из доступных ответов.

– А ты в курсе, что все кораллы в мире погибнут через шесть лет?

Мягкий голос, печальный изгиб рта. Самое впечатляющее партнерство в мире подходило к концу, и мой сын никогда не увидит, каким оно было. Робби посмотрел на меня снизу вверх; призрак Али засел у него в мозгу.

– И как мы можем это изменить?

В первый раз Тедия погибла, когда комета оторвала треть планеты и превратила в луну. Все живое на поверхности пропало.

Через десятки миллионов лет атмосфера восстановилась, воды потекли вновь, и жизнь зародилась во второй раз. Клетки научились симбиотическому трюку – объединению. Крупные существа опять распространились по всем экологическим нишам планеты. Затем далекий гамма-всплеск разрушил озоновый щит Тедии, и ультрафиолетовое излучение убило почти все.

Частицы жизни сохранились в самых глубоких океанах, так что на этот раз она вернулась быстрее. Замысловатые леса распространились по всем континентам. Через сто миллионов лет – как раз в тот момент, когда вид китообразных начал создавать орудия труда и предметы искусства – в соседней звездной системе взорвалась сверхновая, и Тедии пришлось начинать все сначала.

Проблема заключалась в том, что планета находилась слишком близко к центру галактики, где среди тесно расположенных звезд то и дело происходили какие-нибудь катаклизмы. Недалекое будущее всегда предвещало вымирание. Однако между бедствиями были периоды благодати. Спустя сорок перезагрузок затишье продлилось достаточно долго, чтобы цивилизация успела развиться как следует. Разумные медведи строили деревни и осваивали сельское хозяйство. Они использовали пар, подчинили электричество, сооружали простые машины и учились. Но когда их археологи узнали, как часто в прошлом наступал апокалипсис, и астрономы выяснили его причину, общество сломалось и самоуничтожилось за тысячелетия до очередной сверхновой.

Это повторялось раз за разом.

– Но давай пойдем и посмотрим, – сказал мой сын. – Я хочу просто взглянуть.

К тому времени, когда мы туда прибыли, планета умерла и воскресла тысячу и один раз. Резервы ее солнца почти иссякли, вскоре оно должно было расшириться и поглотить весь мир. Однако жизнь продолжала завоевывать новые плацдармы. Она больше ничего не умела. Она не могла действовать иначе.

Высоко в молодых горах Тедии с их острыми пиками мы обнаружили живых существ. Они были трубчатыми и ветвистыми, а еще так долго сохраняли неподвижность, что мы приняли их за растения. Однако они приветствовали гостей, вложив слова непосредственно в наш разум: «Добро пожаловать».

Они изучили моего сына. Я чувствовал прикосновение их мыслей.

«Ты хочешь знать, должны ли вы предупредить нас».

Испуганный Робби кивнул.

«Ты хочешь, чтобы мы были готовы. Но боишься причинить нам боль».

Мой сын снова кивнул. Он плакал.

«Не волнуйся, – сказали обреченные трубчатые существа. – Есть два вида бесконечности. Наш – лучший».

Из-за летних наводнений по всему Заливу питьевая вода, предназначенная для тридцати миллионов человек, оказалась загрязнена, и по южным территориям распространились гепатит и сальмонеллез. На Великих равнинах и на Западе старики погибали из-за аномальной жары. Загорелся Сан-Бернардино, а позже Карсон-Сити. Какая-то «Теория X» вынуждала вооруженных ополченцев патрулировать улицы городов по всем Равнинным штатам в поисках неведомых иностранных захватчиков. Тем временем новая разновидность стеблевой ржавчины вызвала неурожай пшеницы на всем китайском Лёссовом плато. В конце июля демонстрация «Истинной Америки» в Далласе превратилась в бунт на расовой почве.

Президент объявил в стране еще одно чрезвычайное положение. Он мобилизовал Национальную гвардию шести штатов и направил войска к границе для борьбы с нелегальной иммиграцией:

ВЕЛИЧАЙШАЯ УГРОЗА БЕЗОПАСНОСТИ КАЖДОГО АМЕРИКАНЦА!

Сбрендившая погода вызвала на Юго-Востоке вспышку amblyomma americanum, клеща-одиночки. Робби понравилась эта новость. Он попросил меня читать ему все, что я видел по этому поводу.

– Возможно, все не так уж плохо, папа. Это может даже спасти нас.

В последние дни он говорил странные вещи. Я не всегда его провоцировал. Это было одно из исключений.

– Робби! Что за ужасные вещи ты говоришь!

– Серьезно. Инфекция вызывает у людей аллергию на мясо. Больше никаких мясоедов – это же потрясающе. Наша еда заживет в десять раз лучше!

От этих слов меня замутило. Я хотел, чтобы Али вмешалась в разговор. Но в этом-то и