История нового имени - Элена Ферранте

— Если ты поедешь не в Торре-Аннунциата, а на Искью, то я уволюсь и поеду с тобой.

Мы высадились на острове на вторую неделю июля, в воскресенье. Стефано, Лила, Рино, Пинучча, Нунция и я. Мужчины тащили чемоданы — настороженные, словно попавшие на чужбину герои древнегреческих мифов; они были недовольны тем, что остались без машин, что их подняли ни свет ни заря, лишив заслуженного воскресного отдыха. Лила и Пинучча, надевшие свои лучшие платья, дулись на мужей, но по разному поводу: Пинучча — потому, что Рино обращал на нее мало внимания, а Лила — потому, что Стефано шагал вперед с самоуверенным видом, хотя всем было очевидно, что он понятия не имеет, куда идти. Что до Нунции, то она боялась сказать лишнее слово, способное обозлить молодежь, и чувствовала себя в этой компании лишней. Единственным счастливым человеком была я: с легким рюкзаком за плечами, я полной грудью вдыхала ароматы прекрасного острова, наслаждалась его звуками и красками, вспоминая свое прошлое, проведенное здесь лето.

Мы расположились в двух крошечных такси, втиснувшись в них сами и с трудом втиснув свой багаж. Дом, арендованный в последнюю минуту через одного из поставщиков Стефано, уроженца Искьи, находился в местечке под названием Куотто. Простой и скромный, он принадлежал родственнице поставщика — худой старой деве лет шестидесяти, встретившей нас с лаконичной деловитостью. Стефано и Рино потащили по лестнице чемоданы, отпуская шуточки и одновременно проклиная их тяжесть. Хозяйка провела нас в затемненные комнаты, стены которых были увешаны иконами с горящими лампадами. Мы распахнули окна и сразу за дорогой, вдоль которой росли пальмы и сосны, увидели длинную полоску моря. Точнее, на море выходили комнаты Пинуччи и Лилы, которые довольно долго делили их между собой — твоя больше, нет, твоя больше; в комнате Нунции вместо окна было что-то вроде крохотного иллюминатора, а из моей комнатушки, почти целиком занятой кроватью, открывался вид на курятник, заросший тростником.

Еды в доме не было. По совету хозяйки мы отправились в тратторию; в ней было темно, и мы оказались единственными посетителями. Мы надеялись просто перекусить, но к концу обеда даже Нунция, никогда не доверявшая другим поварам, признала, что накормили нас очень вкусно, и даже хотела взять что-нибудь с собой, чтобы не возиться с ужином. Стефано сделал вид, что оплата счета его не касается; повисла неловкая пауза, после чего Рино вытащил кошелек и расплатился за всех. Девушки захотели прогуляться на пляж, но мужчины воспротивились, отговариваясь усталостью. Мы настаивали, особенно Лила.

— Мы слишком объелись, — сказала она, — хорошо бы пройтись, а пляж совсем рядом. Мама, ты как себя чувствуешь?

Но Нунция поддержала мужчин, и все вернулись домой.

Побродив из комнаты в комнату, Стефано и Рино заявили, что хотят прилечь. Затем они о чем-то пошептались, дружно рассмеялись и кивнули женам, которые с недовольным видом проследовали за ними в спальни. Мы с Нунцией часа на два остались одни. Осмотрели довольно грязную кухню, и Нунция принялась перемывать тарелки, стаканы, кастрюли и столовые приборы. Не сразу, но она попросила меня ей помочь, а главное — подумать, чего здесь не хватает и что надо потребовать у хозяйки. Она долго перечисляла то одно, то другое, а потом удивлялась, как это я все запомнила. «Вот что значит хорошо учиться в школе», — сказала она.

Вскоре парочки вернулись в гостиную: сначала Лила со Стефано, за ними Рино с Пинуччей. Я снова предложила пойти на пляж, но все уселись пить кофе и болтать, Нунция стала готовить ужин, а Пинучча вцепилась в Рино, требуя, чтобы он послушал, что происходит у нее в животе, и настойчиво убеждая его остаться до утра, и все это продолжалось до вечера, так что мы опять никуда не пошли. Наконец мужчины заторопились, боясь опоздать на паром; такси они не заказали, и им пришлось ловить попутную машину, чтобы добраться до порта. В итоге они сорвались, толком не попрощавшись. Пинучча чуть не расплакалась.

Мы с Лилой и Пинуччей принялись молча разбирать чемоданы и раскладывать вещи, а Нунция отправилась надраивать ванную. Окончательно убедившись, что мужчины успели на паром и точно не вернутся, мы немного расслабились. Впереди у нас была целая неделя, свободная от забот и обязательств. Пинучча заявила, что боится спать одна в своей комнате: там стояло изображение Богоматери с вонзенными в сердце ножами, лезвия которых поблескивали в свете лампады, — и перебралась на ночь в спальню к Лиле. Я заперлась в своей комнатушке, чтобы сполна насладиться своей тайной: Нино — совсем рядом, в Форио, и, может быть, уже завтра я встречу его на пляже. Я чувствовала себя отчаянной и безрассудной, и мне это нравилось. Какая-то часть меня уже устала от вечного благоразумия.

В доме было жарко, и я открыла окно. Я слушала кудахтанье кур и шелест тростника, пока в комнату не налетели комары. Я быстро закрыла окно и около часа охотилась за кровопийцами с одной из книжек, которую мне дала профессор Галиани: сборником пьес Сэмюэла Беккета. Еще не хватало, чтобы Нино увидел меня всю в прыщах от комариных укусов. Показываться ему на глаза со сборником пьес мне тоже не хотелось, потому что я ни разу в жизни не была в театре. Я отложила Беккета (вся обложка была в комариных трупах и кровавых потеках) и взялась за жутко трудный текст о государственном устройстве. За этим чтением я и уснула.

Наутро Нунция, которая считала себя обязанной заботиться о нас, отправилась на поиски рынка, а мы — на пляж в бухте Читара.

Лила с Пинуччей разделись, оставшись в потрясающе красивых купальниках, разумеется закрытых: если до женитьбы их мужья, особенно Стефано, более или менее снисходительно относились к бикини, то теперь выступали категорически против. Новые, яркие, они смотрелись изумительно; вырезы на груди и на спине спускались элегантными линиями, подчеркивая гладкость кожи. У меня под старым синим платьем с длинными рукавами скрывался выгоревший бесформенный купальник, который позапрошлым летом мне отдала в Барано Нелла Инкардо. Я нехотя разделась.

Мы пошли вдоль берега, добрались до термальных источников, над которыми поднимался пар, и вернулись назад. Мы с Пинуччей то и дело заходили в море поплавать, но Лила так ни разу и не окунулась, хотя вроде бы ради этого сюда и приехала. Никакого Нино мы не встретили, и у меня испортилось настроение; почему-то я убедила себя, что случится чудо и я обязательно его увижу. Лила с Пинуччей захотели домой, но я с ними не пошла, а двинулась вдоль берега в сторону Форио. В результате я так обгорела, что у меня поднялась температура, а плечи покрылись волдырями. После этого я несколько дней не выходила на солнце: прибиралась в доме, готовила и читала, чем растрогала Нунцию, которая не жалела для меня похвал. Зато по вечерам, под тем предлогом, что мне надоело весь день сидеть взаперти, я предлагала Лиле и Пинучче прогуляться до Форио, хотя путь туда был неблизкий. Мы ходили по центру, ели мороженое. «Как же тут красиво, не то что у нас — сплошная тоска», — жаловалась Пинучча. Но для меня и в Форио была сплошная тоска: Нино нам так и не встретился.