Брянские зорянки - Николай Егорович Бораненков

самом центре! — воскликнул он и запнулся: в самом центре доски отличников висел портрет Василия Телегина.

— А я?.. Где же я? — воскликнул Федя.

Тамара с укором покачала головой:

— В другом месте, Феденька! На доске хвастунов.

Рекорд Ведеркина

Верьте не верьте, а на рядового Ведеркина спортивная слава свалилась, как тыква с крыши. Не ждал он ее: слишком неповоротлив был. С кросса однажды его привезли на телеге, бревно в спортгородке преодолевал только на карачках.

И вдруг… Ведеркин чемпион. Единственный в гарнизоне рекордсмен по прыжкам через препятствия. Нет, об этом стоит рассказать.

Нежилось летнее утро. В лучах солнца купались травы. В лужах прихорашивались чумазые воробьи. Дневальные из шлангов навешивали радуги над лагерными клумбами и молоденькими деревцами.

По сигналу горниста из палаток высыпали солдаты и живо построились на площадке у спортгородка. Подошел старшина. Одно его слово, и шеренги вытянулись по струне. Другое — и все замерли. После третьего он вышел на середину строя:

— Товарищи! Сегодня мы снова испытаем свою, так сказать, невесомость. Совершим «космический» прыжок через ров.

Все засмеялись. Только Илья Ведеркин не проронил ни звука. Он с таким ужасом смотрел через головы своих товарищей на глубокий, обваленный сапогами ров, будто в нем таилась погибель его. «Мне легче быка поднять, чем ров перепрыгнуть, — говорил он всякий раз старшине и тихонько, чтобы не слышали другие, просил: — Вы уж освободите меня от этой процедуры. Из меня прыгун, как из слона акробат». И старшина, глянув в страдающие глаза солдата, отвечал: «Ну ладно. Отдохните».

Илья Ведеркин хотел и на этот раз подобным образом миновать злополучную преграду, но не успел. Старшина подал команду и повел подразделение через штурмовую полосу. Птицами перелетали солдаты двухметровый ров. Старшина сам страховал их, подбадривал:

— Так! Так! Молодцы!

Последним под громкие крики «Давай!», «Нажимай!» устремился ко рву Илья Ведеркин. Бежал он меж кустов медленно, увалисто, и все заранее сочли, что быть ему снова на дне. Но тут случилось что-то невероятное.

Илья Ведеркин неожиданно рванул в сторону от кустов и бросился во весь дух к трехметровой, залитой водой канаве. Все так и ахнули. Еще ни один солдат даже не пытался взять ее, а тут… Ведеркин на удивление всем легко перескочил через канаву, одним махом преодолел высокий забор и только за проволокой остановился, испуганно поглядывая назад.

Все кинулись к нему. Первым подбежал спорторганизатор Степан Шумиха.

— Илья! Друг! Поздравляю! — задыхаясь от восторга и обнимая Ведеркина, выпалил он. — Признаться, не ожидал. Ну и ну! Ты даже сам не знаешь, чего достиг.

Он вскочил на бревно и, подняв руку, воскликнул:

— Товарищи! Мы только что были свидетелями огромного события для нашего, а может быть, и других гарнизонов. Наш товарищ побил сразу три рекорда. По прыжкам в длину, высоту и через трудные препятствия. Поздравим же абсолютного рекордсмена с блестящей победой. Ура!

Ведеркин вырывался из объятий, пытался что-то объяснить, но ему не дали и слова вымолвить. По команде Шумихи его подхватили на руки и стали дружно качать. Кто-то надел Илье на голову наспех сплетенный венок из полевых цветов.

И с той поры началось. Рядового Ведеркина купали в славе и стенгазета, и спортивная секция, и художественная самодеятельность. Но больше всех, конечно, старался Шумиха. При его руководящем участии был выпущен специальный боевой листок с броским заголовком «Рывок к славе», на видном месте вывешен портрет рекордсмена, местным поэтом написана песня «Эх вы, ровики, канавы». Однако Степану Шумихе показалось и этого мало. Он собрал спортивный актив и, хмуря лоб, предложил:

— Скупы мы, товарищи. Дико скупы. Человек свершил такое! Можно сказать, пересек спортивный меридиан, а мы отделались стишками, боевым листком. Стыдно это и не к лицу. Надо воздать должное герою. В гипсе его воспеть.

— В каком гипсе?

— В каком, в каком. Понимать надо. О скульптуре веду речь. Я уже и мастера подыскал, самоучка, местный Вучетич. Он его живо увековечит.

— А не слишком ли, скульптуру? — усомнился кто-то.

— Что значит слишком? — вспылил Шумиха. — Да будь это в Опенках, на родине чемпиона, там бы и бронзы не пожалели. А вы?! Гарнизон должен знать своих героев. Будем лепить. К тому же я предлагаю освободить рядового Ведеркина от всех общественных нагрузок, тренировок и попросить шеф-повара учредить для него персональный обед.

Вылепить скульптуру Ведеркина не удалось. Под руками не оказалось ни глины, ни гипса. С «персональным обедом» тоже ничего не вышло. (Шеф-повар сказал, что на Ведеркина и без того ни один ремень не подходит.) Но зато в остальном спорторганизатор выдержал свою линию точно. Шумиха сказал рекордсмену:

— Мы тебе создадим условия. Сиди. Набирайся сил. Но когда будут соревнования, обеспечь нам показатели.

— Хорошо, постараюсь, — соглашался Ведеркин и отчего-то бледнел.

В канун соревнований по прыжкам Шумиха дал интервью редактору стенгазеты «Сухая протирка».

— Кто увидит молнию, тот услышит гром. Кто посеет сомнение, тот получит разгром, — ответил он на вопрос о соотношении спортивных сил. — В других подразделениях подготовлены команды, у нас лишь один прыгун. Но, как верно подмечено в пословицах, велика фигура, да дура, мал золотник, да дорог. Наш Ведеркин — феномен. Ему нет равных. К тому же у него «космический» взлет.

Посмотреть на схватку лучших прыгунов собрался чуть ли не весь военный городок. Степан Шумиха со своим «Зорким» занял для съемок удобную позицию рядом с канавой.

Сначала прыгуны брали ров шириной в два метра. Ведеркин воздержался. Шумиха не рекомендовал:

— Нечего силы тратить по пустякам. Штурманешь сразу трехметровку.

Подошла очередь. Ведеркин стоял на дорожке для разбега почему-то слишком долго. Болельщики роты даже охрипли от крика «Рекорд!», «Дай рекорд!». Наконец Илья стартовал. Вот он все ближе, ближе… Толчок. Прыжок.

И Степан Шумиха будто сквозь сон услышал, как в канаву что-то ухнуло и оттуда взметнулся сноп мутных брызг. Ему показалось, что упала раскаленная глыба. Но в ту же минуту он отчетливо услышал крик о помощи:

— Караул! Тону!..

Из канавы высунулась рука, судорожно ловящая воздух. Шумиха схватил ее и еле вытянул грузного, мокрого и перепуганного «рекордсмена».

— Что ж это? как понимать? Осрамил! И к тому же подвел. Ай-я-яй!

— Сами вы себя болтовней подвели, — огрызнулся Ведеркин. — «Рекорд», «Феномен», «Слава»!..

— Но раньше ведь прыгал, брал.

— Прыгал, — горько усмехнулся Ведеркин. — В тот момент и море бы легко пересигнул.

— В какой момент?

— Бык за мною гнался. Бодливый бык.

Веселый отдых

Офицер Захар Петрович Нюркин устал. Устал от ежедневного просмотра вороха бумаг, бесконечных совещаний, заседаний, ворчания тещи, городского шума, ночных телефонных звонков