Пепел большой войны. Дневник члена гитлерюгенда. 1943-1945 - Клаус Гранцов

И гости, и хозяева потом танцевали во дворе почти всю ночь, пока еще было хоть чуточку светло, а молодые люди то и дело кричали: «Горько, горько!»

А теперь такое известие! Ужасно. Невозможно постичь все это.

8 января 1945 г.

Новая печальная весть: умер Петер Крамер, мой друг по переписке из Данцига. Он служил во вспомогательном составе зенитной артиллерии в Мюнстере, а его последнее письмо мне оттуда было очень кратким и сумбурным, потому что там почти каждый день и каждую ночь случались воздушные налеты. Он очень ослаб физически, поэтому ему дали краткосрочный отпуск для поездки домой, в Данциг, и его родители были очень рады заполучить его хоть на несколько дней. Но потом произошло несчастье. В своей комнате он возился со своим малокалиберным ружьем, внезапно его родители услышали выстрел, а затем ужасный крик, вбежали в его комнату и нашли там Петера лежащим на полу раненным в живот.

Его тотчас же доставили в больницу Святой Марии, и отец сам прооперировал его. Пуля прошла очень неудачно и пробила тонкий кишечник в нескольких местах. Операция прошла успешно. Но ослабленный организм Петера не мог перенести хирургическое вмешательство, и через несколько часов после ее окончания мой товарищ умер.

Его мама мне все подробно написала, поскольку я, похоже, был его единственным товарищем, хотя мы виделись всего несколько раз, а потом бесконечно писали друг другу длинные письма. Я лелеял надежду на то, что после войны мы наконец-то встретимся и у меня появится настоящий друг… Я чувствую себя здесь очень одиноко, валяясь на койке в лазарете. И в то же время я доволен тем, что оба этих ужасных письма пришли тогда, когда я могу переживать эти страшные известия в одиночестве.

Да будет земля тебе пухом, Петер!

Поникау, 14 января 1945 г.

Меня уже выписали из лазарета, но я еще не чувствую себя здоровым. Поэтому в свободное время я сижу, дрожа от холода, у топящейся печки и пишу. Я еще едва могу говорить, такая у меня температура. В течение трех дней я могу нести только внутреннюю службу, но даже у нас в зале стоит такая холодина, что я никак не могу окончательно выздороветь. Весь день коченеют ноги, словно они обуты в ледяные башмаки. Я никогда не отличался устойчивостью к холоду. Каждую зиму я подхватывал ангину. Как же ужасно иметь такой восприимчивый организм!

Если бы я не подал заявление в кандидаты на офицерскую должность в реактивную артиллерию, то сидел бы сейчас с остальными где-нибудь в Линце или в Богемии и распрекрасно радовался бы жизни. Здесь же нами командует отвратительный фельдфебель, да и вахмистр Брандт снова начал неприятно себя вести. И это тогда, когда им следовало бы сидеть и помалкивать, радуясь тому, что у них есть мы, а потому они, бывалые солдаты, отсиживаются там, где и мы! А ведь русские уже пошли в широкое зимнее наступление. Пусть сводки вермахта и не говорят все подробно, но на нас наступают около пятидесяти дивизий, на Силезию, на Померанию (!), на Саксонию!

И все же удивительно, когда болеешь, тебе все становится безразлично. Сейчас у меня нет другой проблемы, как только снова стать здоровым!

Еще я жду весны…

Этого же ждут и германские солдаты, которые на фронте защищают нас от превосходящих сил русских.

У нас нет никакого зимнего обмундирования, никаких свитеров, совершенно ничего! Только обмотки, да еще сапоги с боковыми швами, в которые при передвижении ползком и лежании ничком набивается снег, так что потом мы весь день ходим в сапогах, полных воды! Это полное свинство! Но даже нос в дерьме все же не так мерзок, как этот собачий холод.

21 января 1945 г.

Два дня тому назад нас снова подняли среди ночи. «Тревога!» Мы тупо уставились друг на друга. Со времен моей службы во вспомогательном составе флота мне больше не доводилось слышать звук колоколов громкого боя. Весь поселок ходил ходуном, поскольку и те солдаты, которые жили на частных квартирах, должны были по тревоге собраться в зале.

Командир объяснил причину тревоги: из состава наших курсов было необходимо сформировать четыре стрелковые роты. Мы было подумали, что это надо сразу же выполнить. Оказалось, что про нас, новобранцев, речь не идет. С нашим оснащением на фронт нечего было и соваться, куда уж тут с нашими обмотками против серьезного врага. Да и в таком случае мы оказались бы в пехоте! Об этом нам даже не хотелось и помыслить ни при каких обстоятельствах, уж лучше оставаться при наших реактивных минометах, которые мы никак не могли здесь бросить, тем более что вчера были получены минометы новых образцов.

В конце концов вызвались только некоторые старые солдаты и еще несколько самых молодых, на которых надавили наши наставники, желавшие продемонстрировать нам, что такое настоящий солдат. Ага! Так мы и попались на слабо!

Мы по-прежнему какое-то время пребывали в состоянии готовности, словно русские и в самом деле глубоко прорвали фронт. Нынешней ночью снова тревога! На этот раз набирали добровольцев в подразделения истребителей танков. Мы снова все вместе тут же вызвались добровольцами, однако снова оказалось, что про нас речь не идет, а имеются в виду только бывалые солдаты, которые прошли весь курс обучения. На этот раз добровольцами записалось значительное число обстрелянных солдат, но только не наши наставники, как и можно было предвидеть.

Сегодня после обеда у нас увольнение в город. Все еле дождались условного часа и покинули расположение части едва ли не бегом, потому что сегодня в увольнение должны уйти и девушки из трудового лагеря. Я же, к сожалению, должен стоять в карауле. Но это в первый раз после моей болезни, потому что до сих пор мне удавалось отвертеться от внутренних дежурств. Начальник караула сегодня настоящий морской волк. Ему доставляет удовольствие постоянно проверять караульных, не давая им расслабиться. Эти караулы также абсолютно бессмысленны. Ну кому придет в голову похищать наши минометы из старых крестьянских сараев? Мне жаль свой организм, ему удается очень мало спать, он спал бы куда больше и охотней, имей он такую возможность. После болезни я еще настолько слаб, что порой задремываю на посту. Еще хорошо, что меня никто из проверяющих не застал спящим. Вообще-то проверяют нас не так уж и часто, поскольку почти все офицеры обзавелись в поселке женщинами и не хотят терять ни минуты общения с ними. Нас это вполне устраивает, потому что мы порой можем и побездельничать.

Хайнихен, 26 января 1945 г., в карауле

Наше новое местопребывание Хайнихен, курсы подготовки кандидатов в офицеры.

В Поникау события разворачивались следующим образом: однажды командование собрало всех, кто получил направления на курсы подготовки офицеров реактивной артиллерии, и нам было приказано быть готовыми к передислокации. Мы разошлись, и вдруг почему-то никому из нас не захотелось покидать Поникау. Те, кому было суждено остаться здесь, не могли скрыть свою радость. Но кто смеется теперь последним…

Наконец, все двинулись в путь, кто-то на восток, мы же, будущие молодые офицеры, на запад. Что ж, здравствуй, новая жизнь!