Гнездо Седого Ворона - Владимир Свержин

— Ты можешь говорить серьезно? — сердито заворчал динамик. — Я знаю, что такое батарейки!

— О, уже прогресс! — веселился Тадеуш.

— Оставь свои дурацкие розыгрыши! Что вы хотите, чтобы вам прислали?

— Да понимаешь, наша стюардесса, кажется, захворала. — Голос его был полон трагизма, но довольная улыбка выдала бы потомка гордых шляхтичей с головой, если бы Кейт могла ее видеть. — Как-то грустно выглядит, стонет неубедительно, работает без должной самоотдачи, — впрочем, сам он тоже был лишен удовольствия видеть воочию смущение коллеги. — Думаю, накрылись батарейки. Кстати, знаешь, какие трюки она умеет в невесомости отчебучивать? Я тебе сейчас расскажу! Хотя, конечно, лучше показать. Сейчас включу видеорежим.

— Сикорский! — страдальчески взвыла второй лейтенант Кин. — Ты болван! Оставь меня в покое!

— Ну, хорошо, о, мудрейшая, если ты настаиваешь, когда я вернусь, непременно оставлю тебя в своем покое. Навсегда. Но сейчас, понимаешь, мне непременно нужны батарейки.

— Все, — в голосе диспетчера звучал холодный официоз, — шлюп «Джеймс Хоукинс», отключаю связь.

— Куда отключаю, с ума сошла?! — возмущенный штурман чуть не сшиб чашку на пол. — Мне нужны батареи для камер наблюдения на ту старую посудину, ключи от которой ты столь любезно нам подкинула. Если, конечно, в Эндимион-сити желают получать свежие картинки современного Земного ландшафтного дизайна. Потому как тестовые программы говорят, что оборудование способно работать штатно, но уже лет этак сорок очень хочет кушать.

— Я передам, немедленно передам, — заверила смущенная Кэйтлин.

— Передам-дам-дам! Передам-дам-дам, — насмешливо замурлыкал Тадеуш. — В общем, ладно, метеор, насквозь пронзивший мое исстрадавшееся сердце. Все ценное я сообщил. Оставляем вам, Эндимион-сити, свежевымытую посудину — и вперед! Перехватывай управление на свой пульт. В свободное от работы время можешь погонять на этой допотопной, прости за каламбур, лохани вокруг шарика, поупражняться в исполнении фигур высшего пилотажа. — Его голос приобрел заговорщицкий тон: — Главное, отцу моему не говори, адмирал ругаться будет, — хохотнул штурман.

А я с твоим именем на устах, ну и Эдди, с каким-то невнятным бормотанием о дисциплине, отбываем к новым берегам! Земля давно заждалась своих блудных сыновей. Заметь, мой дивный целеуказатель, я сказал «блудных», а не «блудливых»!

Кэйт буквально задохнулась от восторга, нахлынувшего столь внезапно, что девушка сама не поняла, отчего вдруг. О том, что на Земле, вероятнее всего, по-прежнему существует разумная жизнь, она уже передала утром, выслушав обстоятельный доклад Эда, так отличающийся от вечных насмешек и скабрезных шуточек Сикорского. Ясное дело, с батарейками он, конечно, опять ее разыграл, но, впрочем, это было предсказуемо, как восход Земли над горизонтом. И все же она чувствовала непривычный радостный подъем. Быть может, оттого, что наконец-то состоится долгожданная встреча людей Земли и Лунного народа. И первыми на родную планету ступят ее друзья-однокурсники. Оказывается, приятно быть причастной к историческому событию!

И все же, все же что-то еще… Вот бы сейчас оказаться там, на шлюпе, и ступить на Землю вместе с этим несносным Сикорский! Ну, то есть, конечно, с Нолланом и Сикорски.

Селение было невелико. Оно прилепилось на плоской, наклонно срезанной вершине скалы, крутизна которой и сама по себе была неплохой защитой. Однако людям, которые поселились в этих местах, она не казалась достаточной, а потому вокруг селения была возведена настоящая стена — каменная насыпь, увенчанная частоколом.

Постепенно, когда ужас Того Дня начал отступать, жители селения занялись обустройством своего неказистого быта, и теперь вниз от вершины скалы спускались довольно широкие террасы, в свою очередь огражденные высокими деревянными изгородями.

Лешага и Лил, окруженные гордо шествующей Стаей, шли по главной и единственной улице, ведущей от ворот к площади в центре селения. От нее в разные стороны, подобно лучам, расходились утоптанные тропинки к добротным крепким домам. Вообще, насколько мог видеть ученик Старого Бирюка, все в этом селении делалось без спешки, без наплевательства — дескать, все равно завтра сдохнем, к чему стараться. Люди, построившие дома, разбившие террасы, возведшие крепостицу на голой вершине, похоже, хотели жить, как он однажды услышал в Трактире, по-человечески.

Тогда его позабавило это выражение. Как же иначе живут люди, кроме как по-человечески? Здесь он понял, что значили эти слова.

Местные жители, как все люди, охочие до зрелищ, вывалили из своих домов, чтобы поглазеть на старосту и его дочь. Они с опаской и невольным восхищением поглядывали на ее мужчину и перешептывались, что такой славный воин будет им хорошим подспорьем, и хорошо бы, обучил парней своим премудростям.

Леха оглядывался, всматривался в лица. В них совершенно не было ожидаемой вражды, скорее интерес, какой вызывает спящий хищник, желательно сытый и на другом берегу реки. Это было непривычно и настораживало.

На площади, должно быть, желая добавить встрече торжественности, в парадном облачении стоял отец Лилии. На груди его висело некое украшение, обтянутое выцветшей, некогда красной лентой, и медальон с чьим-то профилем. Наверно, знак его власти.

Лехе прежде доводилось видеть древние портреты, на которых неизвестные ему люди были увешаны подобными знаками. Должно быть, эти давно ушедшие в мир иной старцы некогда управляли многими землями. И впрямь, разве стали бы рисовать портрет личности, недостойной высочайшего почтения?

В одном селении местный колдун растолковал ему обычай делать портреты: люди, удостоенные этой чести, обладали огромной чародейной мощью и частицей ее наделяли каждый свой образ. А те сообщали хозяину все, что видели их нарисованные глаза и слышали нарисованные уши. А если было нужно, эти образы силой праведного гнева защищали владельцев от коварного недруга.

Лешага уважительно поглядел на старосту. Вероятно, с него тоже можно было рисовать портрет. Воин остановился в двух шагах от отца любимой девушки, не зная, что говорить и как себя вести. Просто поклониться и пожелать здоровья и обильной пищи, как принято меж старыми знакомцами в Трактире? Как-то мало. Ждать, что почтенный муж начнет говорить первым? Тогда пауза могла затянуться…

Староста, похоже, и сам не знал, как быть. Местный люд, до того тихо переговаривавшийся меж собой, перестал обсуждать мужчину Старостиной дочки и смолк в напряженном ожидании: что же будет дальше?

Леха чуть прикусил губу, сделал шаг вперед и медленно развел в стороны руки, показывая добрые намерения, как его учила Лил. Толпа радостно зашумела, псы отозвались на гомон заливистым лаем. Ученик Старого Бирюка сразу ощутил всеобщее облегчение. Лил тут же бросилась к отцу, порывисто обняла его.

— Отец, это — мой мужчина!

— Прошу извинить, — послышалось за спиной главы селения. Юноша в непомерно длинном черном одеянии подошел к разом вдруг помолодевшему старосте и напомнил тихим, не терпящим возражений тоном: — Видящий Путь ждет его.