ПТБ или повесть о противотанковой батарее - Борис Геннадьевич Цеханович

Только таким образом можно спасти свою обувь и сэкономить силы. Землю в лагере техникой до того размесили, что грязь стала глубиной по колено. И ходить было возможно лишь только, когда проедет машина – по колее. И то быстро - пока она снова не затянется. В связи с этой грязью вспомнились два эпизода. У командира полка разболелись зубы, выскочил здоровенный флюс. Петров вызвал Арушуняна: - Саша, достань на складах чеснока, говорят, хорошо помогает от зубной боли. Заколебался я с ней.

Арушунян смотался на продовольственные склады, где достал сетку ядрёного чеснока. С ним я встретился, когда он с сеткой направлялся в салон командира. Он идёт по одной колее, я навстречу по другой. Оба балансируем в узкой и глубокой колее, которая медленно затягивается. Тут Сашка внезапно поскользнулся, резко взмахнул сеткой, чтобы восстановить равновесие и стал валиться на правый бок, а в правой руке сетка с чесноком. Вот на неё-то он и попытался опереться, но утонул в грязи ровно наполовину туловища. Когда он встал из грязи, то одна половина туловища как у клоуна в ровном, толстом слое грязи, а вторая абсолютно чистая и сухая. В правой руке вместо сетки – ком грязи. Конечно, мне было смешно, но Сашке было не до смеха, он крепко выругался по-армянски, потом по-русски и уныло побрёл мыться и приводить в порядок чеснок.

На следующий день солдат из третьего батальона, чтобы избежать боевых действий, выстрелил себе в задницу. Его несут на носилках в медицинский пункт полка два солдата. Несут его по этой немыслимой грязи, им то самим тяжело идти, а тут ещё нести самострельщика. Несут злые. Ну и промахнулись мимо медпукта, выйдя к моей батарее. Когда я им показал, куда надо идти, и когда они поняли, что им надо нести эту сволочь на двести метров дальше – они озлились ещё больше. От неосторожного движения раненый выпал в грязь: упал с носилок и сразу же погрузился в неё. Из грязи теперь торчала только голова раненого, который плакал – плакал от унижения, боли и бессилия что-либо изменить.

Вот на таком нерадостном фоне и «сломался» у меня командир третьего взвода лейтенант Мишкин. Был он натурой романтичной, считал, что достаточно быть офицером и тебя будут слушаться все солдаты. И пойдут они за ним в любой бой. Войну он представлял себе как сплошной подвиг. А на самом деле оказалось, чтобы тебе бойцы поверили надо что-то и самому уметь делать, тянуть эту рутинную лямку спокойно и постоянно. Место подвигу на войне есть, но вот что эта рутина и есть часть подготовки к этому подвигу – этого-то он и не понял. У него начались проблемы с личным составом, с техникой, которую он не знал и не хотел знать. Ведь достаточно было подойти к Жидилёву и Коровину, которые прекрасно знали противотанковую установку и могли ему оказать любую помощь. Эта грязь, холод и плохое питание, преодоление которого тоже было подготовкой к подвигу, всё это психологически надломило Мишкина. Он перестал умываться, следить за собой, впадал в глубокую задумчивость. От взвода шарахался, к технике шёл только тогда когда я его туда выгонял или выпинывал из палатки. Всё это не способствовало укреплению взвода, а он и так был самым слабым в батарее.

Вот такие заботы обуревали меня, когда я пришёл к зам. по вооружению. Булатов внимательно выслушал, а потом глупо захихикал.

- Копытов, честно скажу – запчастей к твоим БРДМам в полку нет - их мы просто забыли на складе в Екатеринбурге. Вот так.

- Меня это, товарищ подполковник, абсолютно не интересует. Вы – зам командира полка по вооружению, вот и доставайте запчасти, как хотите и где хотите. А наше дело их на двигатель поставить.

Булатов на несколько секунд задумался и предложил другой вариант: - А зачем тебе запчасти? Давай я тебе дам два новых двигателя, ты их ставишь на БРДМы, старые сдаёшь мне, а потом будем их разбирать на запчасти для тебя. За трое суток поменяешь?

Да, это был выход. Я вернулся в батарею и вновь собрал командиров взводов, техника, командиров машин и водителей. И рассказал, что нам дают два новых двигателя, и нужно их быстро, в течение двух суток поменять: - Ну что, если две бригады создадим – поменяем за двое-трое суток?

- Сделаем, Борис Геннадьевич, - заверил техник и солдаты дружно поддержали Карпука. Через час работа закипела. За сутки сняли движки с машин, а к концу вторых суток поставили новые. Шпанагель мне не мешал. Батарея тоже без дела не сидела. Ещё раз выверили противотанковые установки, благо погода нам не чинила препятствий. Стояла практически летняя погода, солнце светило во весь рост, днём температура воздуха достигала до плюс 20 градусов. Начала подсыхать грязь, что тоже подымало наше настроение. Все солдаты и офицеры ещё раз отстрелялись на стрельбище: кто имел сомнение в оружии, ещё раз проверили автоматы стрельбой. Дополучали боеприпасы и я уже не знал, куда их складывать, но приказ командира иметь по 5 боекомплектов на каждого солдата выполнил. Короче, каждая минута была занята делом.

На четвёртые или пятые сутки пребывания под Толстым Юртом от КПП, который находился около дороги, мне сообщили, что приехала мать моего солдата и когда я туда пришёл, то оказалось, что это была мать сержанта Андрея Лагерева. Она приехала из Бурятии в Моздок, наняла автомобиль за миллион рублей и добралась до нас. Приехала с твёрдым намерением забрать своего сына. Я попробовал отговорить её, но убедившись, что это бесполезно, разрешил ей встретится с сыном. Было указание командира полка по возможности избегать таких свиданий, потому что они как правило кончались тем, что родители силой увозили солдата или же солдат поддавшись на уговоры родителей уезжал с ними. Если же свидания не удавалось избежать, то оно должно проходить в присутствии командира подразделения. Но я уже знал немного своих солдат, поэтому сказал матери Лагерева: - Конечно, вы можете уговаривать своего сына уехать с вами, но насколько я смог узнать его, он не согласится. Поверьте мне – его командиру.

Я пошёл в лагерь, чтобы отправить Андрея на КПП, но по дороге встретил заместителя

командира полка по воспитательной работе