Корона из ведьминого дерева. Том 2 - Тэд Уильямс

Канцелярия занимала часть длинного здания во внутреннем дворе замка, которое во времена короля Джона служило конюшней. Она была разрушена после падения Башни Зеленого Ангела, и новые конюшни образовали внешнее кольцо вокруг цитадели. «Это не означает, что лошади и королевские кареты стали не так важны, – подумал Пасеваллес, – просто бухгалтерия и финансы значат намного больше».

Здание канцелярии имело форму длинной кости, из-за которой могли подраться две собаки, дергая каждая за свой конец. Весьма подходящее сравнение – один конец принадлежал Пасеваллесу, как лорд-канцлеру, а другой – архиепископу Джервису, казначею, и Пасеваллесу приходилось признать, что отношения между ними иногда напоминали борьбу между двумя мастифами, вступившими в схватку под королевским столом.

Тем не менее лорд-канцлер испытал огромное облегчение, когда смог вернуться к собственным трудам и больше не думать о решении задач графа Эолейра. О многих вещах, близких его сердцу, Пасеваллесу пришлось забыть, пока королевская чета путешествовала, и теперь он спешил наверстать упущенное.

Клерки, точно пчелы над клевером, сновали взад и вперед по длинному залу, они держали в руках стопки документов – бухгалтерские книги, письма с прошениями, налоговые декларации, каждая с собственной сложной историей. Пасеваллеса неизменно забавляло неверное представление почти всех королевских подданных о власти – они думали, что король и королева просто сидят на своих тронах и решают, что следует делать дальше, а их полные энтузиазма приближенные спешат выполнить все их желания. На самом деле управление чем-то, не говоря уже о самом крупном королевстве в истории Светлого Арда, – это процесс рассмотрения и решения сотен и сотен мелких проблем, часть из которых быстро становится крупными, если ими вовремя не заняться, и тогда приходится прикладывать невероятные усилия, чтобы уладить кризис и он превратился в очередную проблему второго плана.

А на пути между решениями и правителем стояла не орда верных исполнителей, которая только ждала команды, чтобы претворить в жизнь волю монарха, но тысячи людей, у каждого из которых имелись собственные планы и желания. Большинство из них легко нарушали правила, если имелся хоть малейший шанс, что это сойдет им с рук, и каждый тут же приходил в ярость, если ему казалось, что попираются его собственные права. И самыми худшими и вредными из жалобщиков являлись придворные.

Пасеваллес, племянник важного наббанайского приграничного лорда, барона Сериддана из Метессы, только в детстве, проведенном в замке барона, испытывал удовлетворение от своего жребия в жизни. И, хотя его отец, Бриндаллес, был спокойным ученым человеком, молодой Пасеваллес всегда мечтал о подвигах. Он даже взял на себя заботу о семейной коллекции доспехов и оружия, потому что никто в Метессе, как ему казалось, не интересовался величием прошлого – во всяком случае, так, как он.

В годы его детства большой оружейный зал и литейный цех, где делали новые и чинили старые доспехи, стал его истинным домом; в кабинете отца он чувствовал себя чужаком. Конечно, Пасеваллес научился читать, писать и считать, как положено любому отпрыску аристократической семьи, но рассматривал каждый час, проведенный под внимательными взорами наставников, как напрасную трату времени, поскольку не мог наблюдать за тренировками солдат или заниматься доспехами, полируя старое оружие и мечтая о славе.

«Но мечты меняются, – сказал он себе. – В особенности детские».

Мечты Пасеваллеса поменялись раз и навсегда в тот день, когда принц Джошуа, брат короля Элиаса и сын Престера Джона, появился в Метессе, рассчитывая на помощь в борьбе с братом и его ужасающим союзником – Инелуки Королем Бурь. Конечно, Пасеваллес был слишком мал, чтобы понять, что происходит, ему едва исполнилось восемь, но он пришел в невероятное возбуждение, узнав, что легендарный сэр Камарис, величайший воин своего века, жив и сражается за Джошуа. А когда Джошуа начал осаду Хейхолта, Пасеваллес еще больше пришел в возбуждение от того, что его ученый отец присоединился к сражению и участвовал в маскараде, переодевшись в Джошуа, в то время как принц провел в замок отряд своих воинов и ситхи.

Но Пасеваллеса там не было. Он не видел славной атаки отца, промчавшегося на лошади принца в ворота Хейхолта. И не видел страшный конец, когда открылся обман короля Элиаса и защитники замка зарубили его отца прямо во дворе.

Пасеваллес узнал обо всем лишь через две недели, когда в Метессу прискакал гонец, всего на день опередив тела отца и его дяди Сериддана, который умер от ран через несколько дней после окончания сражения.

Последовавшие за этим недели и месяцы практически исчезли из его памяти, черный вихрь времени, дни и ночи, бесконечно сменявшие друг друга, наполненные болью и неверием. Только год спустя, когда его тетя решила снова выйти замуж, Пасеваллес начал замечать то, что происходило вокруг.

Однако с тех пор все пошло не так. Его мать умерла от лихорадки, обрушившейся на Наккигу после окончания войны Короля Бурь. Тетя, вышедшая замуж за барона вдовца, владевшего соседним поместьем, умерла во время той же эпидемии. А новый муж тети тут же отправил Пасеваллеса жить к бедным родственникам на северном побережье, где в доме царили такой холод и сырость, что он с тем же успехом мог жить в болотах. Горькие, холодные дни…

«Нет. Гнев лишь отвлекает, – напомнил он себе. – Гнев – враг успеха».

У него есть планы и цель, у него есть обязательства, и он не должен позволять себе впадать в уныние из-за тяжелых старых воспоминаний. В данный момент перед ним лежала большая груда счетов, которые следовало одобрить и отнести королю и королеве, а также дюжины других платежей – их предстояло просмотреть в последний раз перед тем, как отправить различным кредиторам короны, потому что восстановление замка требует много денег. После стольких лет Эркинланд продолжал расплачиваться за войну Короля Бурь. И исключительно для того, чтобы он понял необходимость прекратить возвращаться в прошлое, пришел отец Виберт с кипой новых прошений.

– Ваша светлость, куда прикажете это положить? – спросил секретарь. – На пол? Вам на колени?

Виберт был уже немолодым человеком, но возраст сделал его скорее худощавым, чем тяжеловесным. Кроме того, он обладал весьма своеобразным чувством юмора. Но главным качеством Виберта являлось полное отсутствие интереса ко всему, кроме собственной персоны. Пасеваллес считал его очень полезным, но никто в замке не желал иметь его в качестве собеседника.

– Пожалуй, на пол. – Пасеваллес заметил нечто, совсем не похожее на документы. – А что лежит сверху?

– Письмо от принцессы Иделы, – ответил Виберт с невеселой усмешкой. – Надушенное. Могу спорить, она нуждается в одолжении. – Он положил готовую рухнуть стопку бумаг на пол, мимоходом их поправил, взял сложенный верхний лист и протянул Пасеваллесу. – Пусть добрый господь дарует всем нам терпение. Почему он создал женщину, ума не приложу.

«Не сомневаюсь, что это так», – подумал Пасеваллес.

Некоторые жители Хейхолта считали, что Виберт родился священником. Пасеваллес знал, что это почти правда: Виберт прибыл из сиротского приюта Святого Сутрина еще мальчишкой, чтобы стать псаломщиком в соборе. Пасеваллес сомневался, что в жизни монаха был хотя бы один момент, когда из-за его плеча не выглядывала бы Мать Церковь.