Дыхание розы - Андреа Жапп

— И?

— Я, несомненно, не удивлю вас, сир, доложив вам, что они оба — я цитирую — «кровно заинтересованы в том, чтобы служить нашей святой матери Церкви».

— Действительно, вы не удивили меня, Ногаре. Папская тиара таит в себе множество преимуществ, и я полагаю, что они продадут их нам. За какую цену они согласны править христианским миром?

— У них, и у того, и у другого, отменный аппетит… Преимущества, титулы для их семей, различные подарки и обязательства с вашей стороны.

— Какие обязательства?

— Что духовное царство будет признано их апанажем и что вы перестанете интересоваться управлением французской Церкви.

— Церковь Франции находится во Франции, а Франция — мое королевство. Земельное богатство французской Церкви заставляет бледнеть от зависти самых крупных моих сеньоров. К чему ей дополнительные привилегии?

Ногаре решил выгадать время.

— Разумеется, сир… Но мы нуждаемся в Папе, который будет благоволить вам. Допустим… Неужели вы думаете, что счастливый избранник станет затем возмущаться, рискуя предать огласке махинации, которые привели его на папский престол?

Плохое настроение Филиппа читалось по поджатым тонким губам.

— Кто будет удостоен нашей милости? — спросил король.

— Мы их выбрали потому, что их готовность услужить нам не вызывает ни малейших сомнений. Го, несомненно, более умный, но, как и Шерлье, не наделен твердым характером, качеством, которое — если я могу так выразиться — и определило наш выбор.

— В самом деле, нам не нужна сильная личность. Что они намерены делать в отношении этой язвы Бонифация VIII? Вам известно, Ногаре, как я хочу его разоблачения, даже посмертного… как плату за то, что он испортил мне жизнь. Он противодействовал всему, что бы я не приказал. И я уверен, что он дошел даже до того, что подстрекал Лангедок к бунту против моей власти, выпустив на сцену этого несносного францисканца, этого Бернара Делисье*. Бонифаций… — король плюнул на пол. — Досадная ошибка, память о которой уродует христианский мир!

Ненависть, которую они оба питали к предшественнику Бенедикта XI, была еще одной ниточкой, связывавшей мужчин.

— Плезиан, разумеется, упомянул с… тактом и осторожностью об этом аспекте. Ему показалось, что оба священнослужителя внимательно выслушали его, во всяком случае, без враждебности.

— На ком мы остановим выбор, поскольку мы не можем передвигать две пешки одновременно?

— Я отдал бы предпочтение архиепископу Бордо, монсеньору де Го.

— Ваши доводы?

— Вам лучше, чем мне, известны его достоинства как дипломата. Гасконцы уважают его, что принесет нам дополнительные голоса. К тому же нам не понадобится их оплачивать и даже не потребуется действовать открыто. Наконец, и это главное, архиепископ Бордо благосклонно относится к объединению двух военных орденов под одним знаменем, следовательно, к исчезновению ордена Храма как сообщества. Пусть мы руководствуемся разными причинами, но движемся в одном направлении.

— Хорошо… Пусть будет монсеньор де Го. Поддержим его настойчиво, но тайно. И постарайтесь, чтобы он был нам за это признателен.

Она забилась в угол маленькой темной и сырой комнаты, пропитавшейся запахом экскрементов и свернувшегося молока. Она забилась в угол, присев на илистую землю, которая пачкала зловонной зеленоватой грязью низ ее слишком легкого платья, ее лодыжки, ее икры. Она забилась в угол, вглядываясь в темноту, пытаясь разгадать долетавшие до нее звуки. Раздавались грубые окрики, взрывы безумного смеха, крики, перераставшие в отчаянные вопли. Потом наступила своего рода тишина ужаса. Она забилась в угол, стараясь слиться с камнями стены, надеясь распластаться на них, чтобы окончательно исчезнуть. Шаги, остановившиеся за низкой дверью, казавшейся такой толстой. Восклицание:

— По крайней мере похоже, что она, эта баба, весьма аппетитна и на нее приятно смотреть!

— Она была такой, но выглядела как оборванка, когда я приволок ее сюда из процедурной комнаты.

Дверь сотрясалась от сильных ударов. Но почему они ломились, ведь им было достаточно открыть замок? Прекратите, да прекратите же…

Элевсии де Бофор удалось вырваться из мучившего ее кошмара. Вся в поту, она села в кровати. Аньес. Допрос с пристрастием. Скоро начнется допрос с пристрастием. Что делает Франческо?

За дверью ее покоев царило какое-то оживление. Потом раздался крик. Кричала Аннелета:

— Матушка, умоляю вас, проснитесь… Жанна… Гедвига…

Элевсия буквально выпрыгнула из постели и бросилась открывать. Тибода де Гартамп, сестра-гостиничная, цеплялась за руку Аннелеты. За ними стояли Эмма де Патю и Бланш де Блино, мертвенно-бледные, как привидения.

— Что происходит? — взволнованно спросила Элевсия, поспешно надевая накидку.

Тибода пронзительно выкрикнула:

— Они умрут, они умрут… Господи ты мой Боже… Я ни секунду больше не могу оставаться в этом проклятом месте… Я хочу уехать, немедленно…

Обезумевшая, готовая вот-вот впасть в истерику, сестра-гостиничная едва не бросилась на аббатису. Аннелета попыталась ее успокоить, решительно отчитав:

— Хватит! И отцепитесь от меня, ваши ногти вонзаются мне в руку. Отцепитесь, говорю я вам…

Тибода продолжала кричать:

— Я хочу уехать… Позвольте мне уехать… Если вы…

От звонкой пощечины голова Тибоды дернулась в сторону. Аннелета вновь замахнулась, но тут вмешалась Элевсия:

— Да объясните же мне в конце концов!

— Они в очень плохом состоянии. Жанна д’Амблен и Гедвига дю Тиле. Едва они легли спать, как у них началась рвота.

Аббатиса почувствовала, как от ее лица отхлынула кровь. Она содрогнулась от ужаса и едва слышно спросила:

— Тис?

— Возможно, но я не уверена.

Элевсия молча бросилась по коридору к дортуарам. Все четыре женщины побежали за ней.

Жанна д’Амблен лежала под простынями, испачканными кровавой рвотой. Ее глаза были закрыты, грудь едва поднималась от дыхания. Мучительная агония превратила ее лицо в искаженную маску. Элевсия провела рукой по ледяному лбу Жанны и выпрямилась, едва сдерживая душившие ее слезы.

Аннелета рявкнула:

— Где кувшин с водой, который я велела принести?

Обезумевшая послушница подала ей кувшин, расплескав добрую четверть содержимого на пол.

В другом конце дортуара раздался крик:

— Она… Нет, это невозможно… Да сделайте что-нибудь…